Звук его голоса окутал меня, как теплое одеяло. Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова, плененная очарованием момента. Он был так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло и легкий аромат ладана.
- Вы... вы в порядке? - спросил он, слегка наклонив голову. Его брови сдвинулись, выражая искреннее беспокойство.
- Да, я... простите, - наконец выдавила я, чувствуя, как краска заливает щеки. - Гостевые покои в другом крыле. Я могу показать дорогу.
Он улыбнулся, и от этой улыбки, теплой и открытой, у меня перехватило дыхание.
- Буду очень признателен. Меня зовут Тристан.
- Мариель, - ответила я, и мы медленно двинулись по коридору. Наши шаги эхом отдавались от каменных стен, а тени плясали вокруг нас в мерцающем свете факелов.
Я знала, что нарушаю все правила, разговаривая с мужчиной наедине. Но в тот момент мне было все равно. Впервые за долгие месяцы я чувствовала себя по-настоящему живой.
Мы шли по тускло освещенному коридору, наши шаги эхом отдавались от каменных стен. Я ощущала, как бешено колотится сердце, и украдкой бросала взгляды на Тристана. В мерцающем свете факелов его профиль казался отлитым из бронзы - твердый, мужественный, с теплыми отблесками пламени на высоких скулах и решительном подбородке.
- Вы давно здесь, Мариель? - тихо спросил он, нарушая напряженное молчание.
Его голос, низкий и мелодичный, заставил меня вздрогнуть.
- Полгода, - ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. - А вы... вы надолго в нашу обитель?
Тристан слегка повернул голову, и я увидела, как в его глазах мелькнула тень. - Не знаю. Мы с отцом Бенуа направляемся в Париж, но... - он замолчал, словно не решаясь продолжить.
Внезапно из-за поворота донеслись голоса и звук множества шагов. Я замерла, охваченная паникой. Если нас увидят вместе, последствия будут ужасными.
- Процессия! - прошептала я. - Должно быть, монахи идут на ночную службу.
Не раздумывая, я схватила Тристана за руку и потянула его в небольшую нишу в стене, скрытую за старинным гобеленом. Мы оказались в тесном пространстве, так близко друг к другу, что я чувствовала тепло его тела.
Процессия приближалась. Звук шагов становился громче, эхом отражаясь от стен. Я слышала тихое пение псалмов, шорох одежд, звон кадила. Мое сердце билось так сильно, что, казалось, его стук заглушит все остальные звуки.
Я подняла глаза на Тристана. В полумраке его лицо казалось одновременно знакомым и чужим. Его глаза, синие и глубокие, были устремлены на меня. В их глубине я видела отражение своих собственных эмоций - смятение, страх, но также и волнение, трепет от непозволительной близости.
Я чувствовала его дыхание на своей щеке, легкий аромат ладана и трав, исходящий от его одежды. Но сильнее всего я ощущала жар его тела, прижатого к моему в тесном пространстве ниши. Каждый вдох давался мне с трудом, словно воздух был наэлектризован нашим общим напряжением.
Время словно остановилось. Мир сузился до этого маленького пространства, где существовали только мы вдвоем. Я видела, как вздымается его грудь при каждом вдохе, как пульсирует жилка на его шее. Его рука, лежащая на стене рядом с моей головой, едва заметно дрожала, и я вдруг поняла, что он тоже борется с собой, с теми же чувствами, что обуревали меня.
Наши лица были так близко, что я могла разглядеть каждую черточку, каждую ресничку. Его губы приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, но не мог найти слов. А может, слова были просто не нужны в этот момент.
Напряжение между нами росло с каждой секундой, становилось почти осязаемым. Я чувствовала, как мое тело тянется к нему помимо моей воли, повинуясь какому-то древнему инстинкту. Еще миг - и случится непоправимое...
Процессия медленно проходила мимо. Сквозь тонкую ткань гобелена просачивался неясный свет свечей. Голоса и шаги постепенно стихали вдали.
Мы стояли неподвижно еще несколько долгих мгновений после того, как последние звуки затихли. Я боялась пошевелиться, боялась нарушить это хрупкое равновесие между желанием и долгом. Тело Тристана по-прежнему прижималось к моему, его дыхание щекотало мою кожу.
Мариель, - прошептал он, и его голос прозвучал хрипло, словно каждое слово давалось ему с трудом. - Мы... мы не должны...
Но даже произнося эти слова, он не отстранился. Напротив, его рука, упиравшаяся в стену над моей головой, напряглась, пальцы сжались в кулак. Казалось, он вел мучительную внутреннюю борьбу, так похожую на мою собственную.
Я чувствовала, как мое сердце колотится о ребра, как кровь стучит в висках. Быть так близко к нему, ощущать его всем своим существом - это было одновременно блаженством и пыткой. Жар, разливавшийся по моему телу, не имел ничего общего с теплом летнего вечера. Он зарождался внутри, в самой глубине моей души, там, где я никогда раньше не заглядывала.