Маркиз помолчал, прежде чем закончить:
— Я понял тогда, что дело это нешуточное, и написал герцогине, изложив известные мне факты, с просьбой объяснить случившееся.
— И теперь ты получил ответ, — предположил Чарли.
— Точно! — ответил маркиз. — Но не такой, какого я ожидал.
— Почему же?
— Потому что, я слышал — хотя, признаться, я слышал немногое, — она агрессивная, несговорчивая женщина с характером, который трудно было описать Джексону.
— Что же она пишет в письме? — поинтересовался Чарли.
— Это очаровательное письмо, — хитро улыбнулся маркиз. — Она приглашает меня сегодня к себе и говорит, что нам следует лично обсудить вопросы, касающиеся поместий, и не позволить нашим работникам драться друг с другом.
Удивленно глядя на письмо, маркиз продолжал:
— Звучит разумно. И в то же время это не соответствует тому, что я слышал о ней.
Чарли рассмеялся.
— Теперь позволь мне рассказать то, что я знаю.
— Этого бы мне и хотелось, — ответил маркиз.
— Отец герцогини, третий герцог в их роду, был другом моего отца, — начал Чарли. — Он был изумительным человеком, чрезвычайно красивым, сильным, бесстрашным, истинным героем своего времени. Он проводил свою жизнь в походах и, по словам моих деда и отца, сказания о его подвигах передавались из уст в уста.
Чарли продолжал, восхищенно:
— Он был из таких, о которых говорят, что они способны остановить войну, могут в одиночку справиться с тысячами кровожадных дикарей и совершить еще множество храбрых поступков. Истории о нем будто сошли со страниц романов Вальтера Скотта.
Маркиз слушал с огромным интересом.
— Продолжай, Чарли. Я не слышал ничего подобного.
— Все это происходило давно, — сказал Чарли, — и наполеоновские войны заставили нас позабыть о событиях прошлого столетия.
— Продолжай свой рассказ о герцоге.
— Он был слишком занят героическими подвигами, и, как рассказывал мой отец, женщины не играли большой роли в его жизни, он не женился до тех пор, пока ему не исполнилось сорок лет.
— Чрезвычайно разумно! — заметил маркиз с иронией, и его друг вспомнил, что в свои тридцать четыре года маркиз неоднократно повторял о нежелании жениться вовсе, если бы это было возможно.
— И конечно, когда герцог повел будущую жену к алтарю, больше всего он хотел того, чего желает каждый мужчина — сына.
Маркиз с удивлением взглянул на письмо, которое держал в руке, и Чарли понял, о чем он подумал.
— Сейчас я объясню тебе, — сказал Чарли. — Его жена подарила ему ребенка через год после свадьбы, но это была дочь.
— Ты хочешь сказать, что герцогиня Гримстоунская — дочь покойного герцога? — уточнил маркиз, — Но почему же она носит его титул?
— Вот об этом я и хочу рассказать тебе, — ответил Чарли. — Герцог отличился, совершив нечто особенное для страны, — я не могу теперь вспомнить, что именно, — тогда король спросил его, чего он желает в качестве награды. Звание нельзя было повысить, поскольку уже тогда он был герцогом. Поэтому он попросил, чтобы, если у него не будет сына, король позволил, с одобрения парламента, дочери унаследовать его титул, как это обычно происходит в Шотландии.
— И король согласился.
— Конечно. Это было небольшим вознаграждением за великий поступок герцога. И в то же время его величество не знал, что жена герцога не сможет рожать.
— Большое невезение, — сказал маркиз.
— Очень большое для герцога, и, как оказалось в дальнейшем, не только для него.
Маркиз внимательно взглянул на друга, а Чарли продолжал:
— К тому времени, когда единственная наследница герцога выросла, — как говорил мой отец, — все уже знали, что она выросла странной девушкой, непохожей на своих сверстниц.
— В чем непохожей?
— Она знала, что будет чрезвычайно богатой герцогиней, а значит, соблазнительной приманкой для женихов. Поэтому она решила последовать примеру королевы Елизаветы.
Маркиз насторожился.
— Что ты хочешь сказать?
— Она поощряла ухаживающих за нею. Она заставляла их соперничать друг с другом, но она твердо решила, что никто, кроме нее, не будет владеть ее состоянием.
Маркиз улыбнулся.
— Иными словами, она решила стать «герцогиней-девственницей»! <По аналогии с «королевой-девственницей», как называли Елизавету I.>.
— Не совсем так! — ответил Чарли. — Искатели ее руки прибывали не только с Британских островов, но и из других мест, не находившихся под владычеством Наполеона. Некоторые становились ее любовниками, но она никому из них не позволила сделать ее своей женой.
Маркиз рассмеялся.
— Она кажется мне интересной. Пожалуй, я приму ее приглашение, — Все это действительно было бы забавным, если бы она, становясь старше, не превращалась бы в тирана. Иногда ее называют Цирцеей или Медузой.
— А какова она теперь? — поинтересовался маркиз.
— Я ничего о ней не слышал в последние годы, — ответил Чарли. — Мой отец говорил о наследнице лишь потому, что всегда восхищался старым герцогом. Он говорил, что власть ударила ей в голову и она превратилась в ужасное создание — женщину, совершенно безжалостную, лишенную сердца.
— Какие сильные слова! — насмешливо сказал маркиз.
— После таких слов отца она представлялась мне чем-то средним между Леди Макбет и Королевой амазонок.
Маркиз вновь рассмеялся.
— После всего, что ты рассказал мне, я определенно приму приглашение герцогини.
— Я думаю, это будет ошибкой.
— Ошибкой? — повторил маркиз. — Но почему?
— Потому что несколько лет назад, когда ее красота начала увядать, она оставила свет и переселилась сюда, в Гримстоун.
— Вот почему, наверное, я никогда не слышал о ней, — предположил маркиз.
— Во время войны мы вообще не могли ни о ком слышать!
— Это верно, — согласился маркиз. — И все же то, что ты рассказал мне, заинтриговало меня.
— Я так и предполагал, — ответил Чарли, — но в последнее время до меня доходят слухи об очень неприятных происшествиях в Гримстоуне. Это говорит о том, что тебе следовало бы держаться от нее подальше и изложить свои претензии в письме, а не в личной беседе.
— Ты возбуждаешь во мне все большее любопытство, — подхватил маркиз, — я уже с нетерпением ожидаю встречи с этой Горгоной, если она действительно напоминает ее.
— Я пытаюсь вспомнить все, что слышал о ней, — сказал Чарли, хмуря брови. — Но ты знаешь, как бывает, когда слышишь о человеке, с которым не знаком лично. В одно ухо влетает и в другое вылетает.
— Так ты слушаешь меня обычно, — поддразнил его маркиз.
— Нет, серьезно! — сказал Чарли. — Я помню по крайней мере, что ее стараются избегать все приличные люди в округе, и поговаривают об оргиях в Гримстоуне, шокирующих даже участников.
— Кто бывал там из тех, кого мы знаем? — спросил маркиз.
— Мне кажется, хотя я могу и ошибаться, что Дагенхэм был ее постоянным гостем.
— Бог мой! Этот старина Руе! — воскликнул маркиз.
— Он самый! У него отвратительная репутация, как ты хорошо знаешь!
Они говорили о распущенном пэре, часто посещавшем самые мерзкие и отвратительные публичные дома в Лондоне, особенно те, которые предлагали «экзотические наслаждения», не привлекавшие ни одного приличного человека.
Маркиз, вновь задумавшись, смотрел на письмо, и Чарли сказал:
— Поступай, как я советую, Мервин, и потребуй у нее письменных объяснений случившегося. Не принимай ее приглашения.
— Я не настолько малодушен! — возразил маркиз. — Все, что ты рассказал, лишний раз убеждает меня, что разумнее будет произвести «разведку местности» самому. Более того, если она действительно такова, как ты описал, мне следует защитить от нее моих арендаторов.