— Однако не всегда.
— Почти всегда. Том.
— Ты не думаешь, что махинации Спарацино связаны с этими смертями? — спросил главный прокурор.
— Я думаю, что его махинации могут запросто сбить с толку. То, что они делают — убийца и Спарацино, — может оказаться всего лишь поездами, идущими по параллельным путям. И то, и другое — опасно, даже смертельно. Но это разные вещи, не связанные друг с другом. Ими движут разные силы.
— А ты не думаешь, что тут как-то замешана пропавшая рукопись?
— Я не знаю.
— Ты не продвинулась в поисках?
При этом вопросе я почувствовала себя так, как будто не выполнила домашнее задание. Мне хотелось, чтобы он не спрашивал об этом.
— Нет, Том, — призналась я. — Понятия не имею, где она.
— А может так оказаться, что ее сожгла Стерлинг Харпер в камине перед смертью?
— Не думаю. Эксперт по документам обследовал обуглившиеся остатки и определил, что это высококачественная двадцатифунтовая бумага. Они соответствуют хорошей почтовой бумаге или той, которую адвокаты используют для юридических документов. Очень маловероятно, что кто-то будет писать черновик книги на подобных листах. Скорее, мисс Харпер сожгла письма, личные бумаги.
— Письма от Берил Медисон?
— Мы не можем этого исключать, — ответила я, хотя сама практически исключала такую возможность.
— Или, может быть, письма Кери Харпера?
— В доме найдена целая коллекция его личных бумаг, — сказала я. — Ничто не свидетельствует о том, что их недавно трогали или перебирали.
— Если это были письма от Берил Медисон, зачем мисс Харпер понадобилось их сжигать?
— Не знаю. — Я понимала, что Итридж снова думает о Спарацино.
Спарацино действовал быстро. Я видела иск, который он предъявил, все тридцать три страницы. Он подал жалобы на меня, на полицию, на губернатора. Последний раз, когда я разговаривала с Розой по телефону, она сообщила, что звонили из журнала «Пипл», а один из их фотографов наследующий день, после того как его не пустили внутрь, снимал наше здание снаружи. Я приобретала дурную славу. И я научилась искусно уклоняться от комментариев и вовремя «испаряться».
— Ты думаешь, мы имеем дело с психопатом, да? — спросил Итридж напрямик.
Я думала об оранжевом акриловом волокне и воздушных пиратах, с которыми оно было связано, о чем и сказала Итриджу.
Он опустил взгляд в свою тарелку, а когда посмотрел на меня снова, я была поражена тем, что увидела в его глазах: печаль, досада и ужасное отвращение к тому, что ему нужно было сделать.
— Кей, — начал он, — я не знаю легкого способа сказать это тебе.
Я протянула руку за бисквитом.
— Ты должна знать. Не важно, что на самом деле происходит и почему, не важно, что ты по этому поводу думаешь, но тебе придется кое-что выслушать.
Я решила, что, пожалуй, лучше буду курить, чем есть, и достала свои сигареты.
— У меня есть источник информации. Достаточно сказать, что он причастен к деятельности Департамента юстиции...
— Это по поводу Спарацино? — прервала я.
— Это по поводу Марка Джеймса, — ответил он.
Даже если бы главный прокурор обругал меня, я не расстроилась бы больше.
Я спросила:
— Что по поводу Марка Джеймса?
— Я не уверен, что должен спрашивать тебя об этом, Кей.
— Что именно ты имеешь в виду?
— Вас двоих видели вместе в Нью-Йорке несколько недель назад. У «Галлахера». — Он неловко замолчал, кашлянул и добавил некстати: — Я не был там много лет.
Я разглядывала дым, поднимавшийся с кончика моей сигареты.
— Насколько я помню, бифштексы там просто замечательные...
— Остановись, Том, — сказала я тихо.
— Там полно добродушных ирландцев, которые пьют и шутят безо всякого удержу.
— Остановись, черт побери! — я повысила тон.
Сенатор Патин смотрел прямо на наш столик, в его глазах промелькнуло любопытство, когда он задержал взгляд сначала на Итридже, а потом на мне. Наш официант вдруг принялся подливать кофе и выяснять, не нужно ли нам что-нибудь еще. Мне стало неприятно жарко.
— Не вешай мне лапшу на уши. Том, — остановила я его. — Кто видел меня?
Он отмахнулся:
— Важно только то, откуда тыего знаешь.
— Я его знаю очень давно.
— Это не ответ.
— Со времен юридического факультета.
— Вы были близки?
— Да.
— Любовники?
— О Господи, Том!
— Извини, Кей, это важно. — Промокнув губы салфеткой, он потянулся за кофе и обвел взглядом зал ресторана. Итридж явно чувствовал себя крайне неловко. — Скажем так: в Нью-Йорке вы провели вдвоем большую часть ночи. В «Омни».
Мои щеки горели.
— Твоя личная жизнь, Кей, совершенно меня не интересует. Я сомневаюсь, что она интересует кого-то еще. За исключением этого, отдельно взятого случая. Пойми меня правильно, мне очень жаль, — он откашлялся и, наконец, снова взглянул мне в глаза. — Черт побери. Приятелем Марка, Спарацино, интересуется Департамент юстиции...
— Его приятелем?
—Это очень серьезно, Кей, — продолжал Итридж. — Я не знаю, что представлял собой Марк Джеймс в те времена, когда вы учились на юридическом факультете, но зато мне известно, что произошло с ним с тех пор. У меня есть подробные сведения. После того как тебя видели с ним, я провел кое-какое расследование. Семь лет назад у него были серьезные неприятности в Таллахасси. Шантаж. Мошенничество. Преступления, в которых он был признан виновным и за которые провел некоторое время в тюрьме. И уже после всего этого он сошелся со Спарацино, который подозревается в связи с организованной преступностью.
Я чувствовала, как неумолимые тиски выжимают кровь из моего сердца, должно быть, я сильно побледнела, потому что Итридж предложил мне стакан воды и стал терпеливо дожидаться, пока я возьму себя в руки. Но когда я снова встретилась с ним взглядом, он продолжил свое разрушительное повествование с того места, На котором прервался.