— А кто это решил? Ты? Кем ты возомнил себя, а? Ты решил, что можешь судить кому и как отвечать за свои поступки? — попытавшись встать с кровати, но тут же от бессилия села обратно, чтобы не упасть.
— Я решил! Я!
— Игнат, я была о тебе лучшего мнения! Ты сейчас говоришь мне о том, что человек, который чуть не убил мою сестру не понесёт наказание только потому что она мать. Ты хоть сам то себя слышишь? Какой бред ты несёшь… — срывалась на крик она, пытаясь пробить стену его безразличия.
— Ада, я как и ты изучал право. Как бы сейчас это не звучало, но то, что ты нашла против Дины ты использовать не сможешь.
— Знаешь, я совершила ошибку… Моя ошибка в том, что я действительно поверила в твоё благородство. В тебе нет ничего благородного, у тебя нет совести… Да это и не удивительно, все вы одинаковые!
— Все мы — это кто именно?
— Все, кто родились с золотой ложкой в заднице! Вы ничего не делаете своими руками и всегда стараетесь избежать ответственности! На месте Андрея, я бы поступила также, только стреляла бы я в голову. — как из пулемёта выпалила она.
Игнат молча смотрел на неё, стоя в паре метров, на его лице она могла прочесть гнев и негодование. Ада сидя на краю кровати отчаянно пыталась не упасть от захлестывающих её эмоций и отчаяния. Она билась в закрытую дверь, он и не собирался её слушать, не говоря о том, чтобы признать свою вину.
— Я спрошу ещё раз и надеюсь на обдуманный ответ… Что ты будешь делать с видео и фотографиями? — едва сдерживая ярость, спросил Игнат.
— Я передам их в СМИ. Я не могу наказать её через суд, так сделаю так, чтобы прокуратура заинтересовалась ей. — на одном дыхании выдала Адель, впиваясь ногтями в простынь.
— Просить тебя не делать этого бесполезно?
— И торговаться со мной у тебя не получится, я не оцениваю жизнь своей сестры.
— Ты всё это время лгала мне… Ты втерлась ко мне в доверие, даже легла ко мне в постель и это только для того, чтобы уничтожить меня? — подходя к двери, говорил Игнат.
— Ты не поверишь, но я меньше всего хотела, чтобы вышло именно так.
Слова Игната не просто задавали за живое, они причиняли невыносимую боль. Её сердце всё также билось в бешенном ритме при виде него, но разум твердил, что она всё делает правильно.
Караев бросил на неё взгляд, но в нем не было ни злости, ни гнева, скорее это было сожаление. Она причинила ему боль не меньшую, чем он причинил ей и теперь это конец…
Хлопнул дверью он вышел из палаты и сжимая руки в кулаках быстрым шагам пошёл к выходу. Миновав коридор, он вышел на парковку и жадно хватая ртом воздух, пытался успокоить бушующий ураган в своей душе. Ему хотелось кричать от бессилия и отчаяния, он впервые в жизни не знал что ему делать, от него впервые в жизни не зависило ничего.
Ада легла в постель и зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы, которые уже стекали тонкими ручейками по её щекам. Она не могла решиться на публикацию полученной информации, но и оставить всё так как есть не могла. Из груди вырывался крик, который она отчаянно пыталась заглушить, изо всех сил сжимая губы.
— Ты как, дочка? — войдя в палату, спросила женщина.
— Мне больно… Мне очень больно, мам. — не в силах больше сдерживать слезы, прошептала Адель.
— Милая моя… Девочка… — сев на край кровати и прижимая к себе за плечи дочь, говорила мать.
Руки девушки сами сомкнулись за спиной матери, она не обнимала её так давно, что уже и забыла какого это иметь мать. Слезы просто текли из глаз, она не могла остановить этот поток боли, что рвался из неё. Мать молча сидела с ней, прижимая к себе как в детстве, так словно пыталась залить её от всего мира, спрятать её от всех.
— Караев оплатил Идиль операцию в Москве, прогнозы хорошие. — успокаивая дочь, говорила женщина.
— Мам, Иду сбила его бывшая жена. — прошептала она, прижимаясь к матери.
— Это не важно, дочка… Ничто не может быть важнее для меня чем жизнь моих детей. Ида пойдёт на поправку и всё наладится, она жива и сейчас нет ничего важнее этого. За своими страхами я и не заметила, как потеряла тебя. Ада… Вы обе мои дочери, я люблю вас одинаково, просто ты всегда была рассудительная, всегда добивались того, что хотела, а Ида была совсем другой… Я упустила тот момент, когда ты стала совсем взрослой и потеряла тебя, но не переставала любить. Я так перед тобой виновата… Так виновата… — сквозь слезы, говорила мать.
— Не надо, мама… — посмотрев в глаза матери и вытирая слезы с её глаз, сказала Адель.
— Ты моя самая большая гордость, доченька моя. — поцеловав дочь в красную от слез щеку, произнесла она.