Не знаю, сколько мы так просидели, обнимаясь и монотонно раскачиваясь, но вскоре Эвлин перестала нервно дышать, всхлипывать и почти расслабилась. Только ее руки с отчаяньем продолжают сжимать мою спину, словно боясь отпустить.
Все это время неприятные ощущения грызли меня изнутри. Бедная! Я даже не могу представить, как же ей было тяжело… Увидеть гибель сестры, после чего оказаться в заложниках и столько времени переживать все это в одиночестве. Это ужасно… Страх за состояние подруги заставляет меня активизироваться.
Все, хватит раскисать! Нам срочно необходимо найти возможность сбежать отсюда.
Прежде чем приступить к дальнейшим действиям, вновь смотрю на окно, только на этот раз не вглядываясь в уже почерневшее пространство за стеклом, а внимательно оценивая деревянную раму и металлические щеколды. Там, за этой преградой наше спасение. Если получится выбраться, можно скрыться в темноте, шанс маленький, но он все же есть.
На время отбрасываю мысли о побеге. Сейчас важнее как можно скорей привести Эвлин в порядок.
— Пойдем, я тебя умою?!
На мое предложение Эвлин ничего не отвечает и лишь теснее прижимается ко мне.
— Пойдем, милая, тебе станет легче. Поверь мне, – подбадриваю её.
Поднявшись сама, тяну ее за плечи и не спеша веду к ванной. Эвлин, словно безвольная, плетется в задаваемом мной направлении.
Нащупав выключатель, щелкаю его и небольшое пространство озаряет теплый жёлтый свет. На фоне древесного бруса в глаза тут же бросается белоснежная чугунная раковина, перекочевавшая сюда словно из старины, с небольшим круглым зеркалом над ней.
Внимательно следя за подругой, сама аккуратно омываю ее лицо слегка прохладной водой. Пальчиками, словно гребнем, прочесываю запутавшиеся волосы и, только когда убеждаюсь в ее спокойствии, произношу:
— Эвлин, они тебя обижали? – осторожно подхожу к разговору со стороны.
В это время думаю, что к чертям поубиваю их, если они посмели тронуть столь беззащитного человечка.
В ответ на мой вопрос Эвлин лишь отрицательно качнула головой, низко опустив ее и зажмурив глаза. От её вида в грудной клетке всё беспомощно сжимается.
Она здесь три недели и то, что на ней нет следов видимого насилия, еще не говорит об его отсутствии. Побои могли уже сойти, а моральное истязание так и не заметишь сразу. В голове тут же возникла отвратительная картинка того, как Тэсс ведет свои беседы с Эвлин, не забывая применять в деле свои игрушечки. Черт!
— Точно? – слегка растягиваю слово, чтобы у подруги не создалось ощущение, что я давлю на неё.
Лицо Эвлин моментально просветлело, и она даже попыталась изобразить подобие улыбки. Вот не нравится мне как она ведет себя. Совсем не нравится.
— Я в порядке, Сара. Не волнуйся за меня, – слова звучат, словно заученный текст, а прямой взгляд лишь подтвердил мою догадку.
Эвлин пытается что-то скрыть от меня, вот только что, пока не ясно. А еще, для меня остаётся вопросом причина появления этих людей в наше городе, до которого я обязательно докопаюсь.
— Я пойму, если ты не готова сейчас говорить о случившемся…
— Нет, я готова, – выпалила она, не дав мне договорить. Словно испугавшись упустить такую возможность, негромко, но уверенно произносит. — Если я не поделюсь этим с тобой, переживания сожрут меня изнутри. А мне нужны силы, чтобы справиться с этим и не погрязнуть в отчаянии.
— Хорошо, – только и смогла выдавить, когда мы вернулись в комнату и сели на край кровати лицом друг к другу.
Эвлин тяжело вздохнула и начала говорить. Глухо без эмоций, словно безумно уставший человек. Даже глаза казались болезненно-пустыми и, не мигая, смотрели в одну точку. Сколь раз она пережила тот день за эти три недели своего одиночного заключения? Я даже не представляю, через что ей пришлось пройти, со скольким пришлось смириться и как не сойти с ума.