Русаков. Вот это да-а-а!..
Лаптев. Ну, Единица!..
Чувайло (смеется). Да объясните мне толком, чего вы смеетесь?
Русаков. Да поймите же, дорогой доктор, нас всех по очереди приняли за ревизоров! За ревизоров!..
Чувайло. Почему за ревизоров?
Лаптев. В городе ждут приезда какого-то ревизора. Для него третьи сутки держат номер. Встречают его на вокзале.
Русаков. Он все не едет, а его ждут. Ждут с ужином, с коньяком... (Показывает на стол.)
Лаптев. А у страха, как известно, глаза велики. Сначала администратор спросонья нас принял за ревизоров и, не разобравшись, пустил сюда...
Русаков. А потом на вокзале этот Единица из горкомхоза в свою очередь принял за ревизора вас и привез сюда.
Лаптев (смеясь). Ну и конфуз! (Серьезно.) А вы действительно не ревизор? Или, может быть, вы нарочно нам сказали, что вы ветеринар?
Чувайло. Честное слово, я самый настоящий лошадиный доктор. Могу документы показать.
Русаков. Это же просто комедия какая-то!
Все громко смеются.
Чувайло (неожиданно). Товарищи! Товарищи! А если сейчас приедет настоящий ревизор? Что тогда?
Стук в стену. Все молча переглядываются. Пауза.
Женский голос: "Товарищи, спите спокойно! Ревизор не приедет".
Лаптев. А откуда вы знаете?
Женский голос: "Я - ревизор. Я уже третьи сутки живу за этой стеной".
Немая сцена.
Занавес
ИНТЕРМЕДИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
Купе. Поезд стоит на станции. Ночь. Все спят.
Голос из радиорупора. "Повторяю. Граждане пассажиры! На второй путь прибыл поезд номер семнадцать "Москва - Алма-Ата". Стоянка поезда двадцать минут. При вокзале работают буфет и парикмахерская".
Клюшкин (проснувшись и сев на полке). Слышали, граждане? Что вы сидите? Гуляйте! Антракт!
Гаснет свет
ВТОРОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ИНТЕРМЕДИЯ ПЯТАЯ
Купе. Поздний вечер. На столике горит лампа под
оранжевым абажуром. Клюшкин играет на гитаре и поет. Ася
и Харахорина тихо подпевают ему.
Ася. Как вы хорошо поете и на гитаре играете, Понтий Петрович!
Клюшкин. Я этим романсом пятьдесят лет назад свою старуху приворожил и теперь каждый раз, как запою после рюмочки, так до слез ее довожу. Вот какой это жгучий романс!
В купе неожиданно гаснет свет.
Харахорина. Что такое? Что случилось?
Ася. Свет отключился. Это бывает.
Клюшкин. Где-то сейчас наш Сидоров?
Ася. Встретили его или нет?..
Проводник (входит в купе со свечой). Вот так повеселее будет. (Ставит свечу на столик. Уходит.)
Свет внезапно зажигается. Ася тушит свечу.
Харахорина. Вы знаете, все это мне напомнило сейчас одну историю.
Ася. Что "это"?
Харахорина. Темнота... свечка... Одним словом, темнота...
Клюшкин. Послушаем, коли так...
Харахорина. Жила я тогда в небольшом городе - районном центре. Работала в горкомхозе. А заведовал им некий Самосвалов...
Гаснет свет
ТЕМНОТА
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
САМОСВАЛОВ - заведующий горкомхозом.
ХАРАХОРИНА - работник горкомхоза.
АРХИТЕКТОР.
КЛАВДИЯ - жена Самосвалова.
ДАРЬЯ СИЛОВНА - теща Самосвалова.
КУМ.
БАТЮШКА.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Служебный кабинет в помещении горкомхоза на втором этаже
старинного здания. За окном виден угол древней церкви.
Входит Самосвалов. На нем серая шляпа и серое
габардиновое пальто. Он подходит к телефону, снимает
трубку.
Самосвалов (по телефону). Седьмой!.. Разъедините. Самосвалов говорит. (Подождав.) Ну как там у вас? Ах, пришел? Поднимитесь ко мне! Быстренько! (Кладет трубку, смотрит на часы и отходит к окну.)
В комнату входят Харахорина с блокнотом в руках и
архитектор, пожилой человек с седой бородой и с
зачесанными назад седыми волосами. Вошедшие здороваются.
Самосвалов оборачивается, молча кивает и жестом
приглашает их сесть. Те садятся. Самосвалов проходит за
свой стол, опускается в кресло, достает из папки,
лежащей перед ним на столе, какую-то бумагу и кладет ее
поверх папки.
(После паузы.) Вы вообще газеты читаете? (Пауза.) Я вас спрашиваю: вы газеты читаете?
Харахорина (робея). А что случилось, Гордей Петрович?
Самосвалов. Ну, значит, не читаете!
Архитектор. Как это не читаем? Конечно, читаем. А в чем дело, Гордей Петрович?
Самосвалов. Дело в том, товарищ городской архитектор, что если бы вы читали газеты, и читали бы их как следует, то вы бы не тратили свое служебное время на составление безыдейных документов!
Архитектор (сдержанно). Я не совсем понимаю, о чем идет речь.
Харахорина открывает блокнот и собирается записывать.
Самосвалов выходит из-за стола, начинает ходить по
кабинету.
Самосвалов. Речь идет о благоустройстве нашего родного города, так сказать, нашего районного центра. (Помолчав.) У нас в стране идет небывалое строительство. Все города благоустраиваются: и большие и малые. И малые и большие. Люди хотят культурно жить и отдыхать. И мы обязаны им создавать все условия, проявлять инициативу. Инициативу проявлять! Ясно?
Архитектор. Мне лично не совсем ясно, Гордей Петрович.
Самосвалов. Плохо, если не ясно. Плохо!
Архитектор (взволнованно). Так какие же у вас к нам претензии? Разве руководству исполкома не известны наши предложения по благоустройству города, на которые мы до сих пор не имеем ответа? Скоро год...
Самосвалов (перебивая архитектора). Скоро год, как вы представили проект по разбивке горсада на месте бывшей свалки? Представили! Знаем! Предложили очистить пруд на территории стадиона? Предложили! Помним!
Харахорина. Сейчас мы предполагаем поставить на рассмотрение исполкома вопрос о зеленых насаждениях на улице Дарвина. Хотим обсадить ее липами.
Самосвалов. Слушаю я вас, дорогие товарищи, и уши у меня вянут. Вянут уши! У меня. Вянут! Кажется, культурные вы люди, а главного не видите. Не видите главного! Пока, извините за выражение, носом вас не ткнешь куда следует, вы сами и не почешетесь! (Помолчав.) И ты тоже, Харахорина, руководишь отделом, а кругозора у тебя настоящего нет. Нет кругозора! Настоящего! Визируешь все, что тебе ни подсунут! Живешь без гармошки в голове. Без гармошки живешь! Ну, липы посадить! Ну, пруд очистить! И посадим, и очистим, и карасей в пруд напустим, когда время придет. Но ведь этого мало! Это же ведь не главное!
Архитектор. А что же, по-вашему главное?
Самосвалов. Что главное? (Подумав.) Главное - понимать дух времени и, исходя из этого понимания, заниматься тем, за что тебе зарплату платят. За что платят зарплату! А если что непонятно - не поленись, поднимись на второй этаж и посоветуйся с руководством, раньше чем подавать подобные аннотации! (Берет в руки бумагу, лежащую на столе, и машет ею в воздухе.) Ну мыслимое ли это дело, чтобы я, так сказать, этот, как его... атеист!.. на сегодняшний день ставил вопрос о ремонте церкви? Мыслимое ли это дело?!. Я!.. Атеист!..
Архитектор (поднимаясь). Гордей Петрович, голубчик! Не о ремонте церкви идет речь, а о реставрации памятника архитектуры семнадцатого века!
Самосвалов. Вот именно. Семнадцатого! А мы в двадцать первом живем!..
Харахорина (деликатно). В двадцатом, Гордей Петрович!
Самосвалов. Ну, это не имеет существенного значения. (Машет рукой.) Не имеет!
Архитектор (горячо). Наш храм - это сокровище, три сотни лет простоявшее на русской земле и в своих самобытных формах отразившее вершины народного зодчества! Сохранить его от разрушения - наша прямая обязанность. И я в данном случае выполняю свой долг как архитектор и гражданин. Наконец, как патриот!