— Ну что ж, не идет так не идет, — майор снял трубку телефона и набрал номер Степановой.
— Алло. Вам кого? — услышал он строгий мальчишеский голос.
Майор слушал, молчал. В трубку подули.
— Алло. Нажмите кнопку. Вам кого?
— Миша? Это ты? Здравствуй.
— Я. Здравствуйте.
— А твоя мама дома?
— Ее сейчас нет. Пошла в магазин. Скоро будет, — мальчик сказал все это вежливо, но без любопытства. Он не спешил положить трубку и терпеливо ждал, не скажут ли ему что еще, потом спросил: — Ей что-нибудь передать?
— Ей? — Ковалев задумался. — Нет, не надо. — Он поколебался. — Видишь ли… Человек ты, по-моему, смелый. А вот тайны… тайны хранить ты умеешь? Не болтунишка? Положиться на тебя можно? Дело в том, что нужен мне как раз ты.
— Я? — удивился мальчик. — Я тайны храню, как могила, — очень серьезно сказал он. — Но я не знаю, кто со мной говорит.
— Верно. Ладно. Сейчас объясню. Я майор. Фамилия моя Ковалев. Запомнил? Мне срочно нужно с тобой поговорить по очень важному и совершенно секретному делу. Ты сможешь сейчас прийти в отделение милиции? Но одно условие: никто не должен знать, куда и к кому ты идешь.
— Сейчас? — Ковалев почувствовал, как мальчик заволновался. — Смогу. Сейчас приду, — сказал он и поправился. — Есть, товарищ майор. Засекайте время. Буду точно через пять минут.
— Хорошо. Засекаю. Жду. — Ковалев положил трубку, взглянул на часы и улыбнулся: начало казалось ему удачным.
Скоро по коридору протопали быстрые шаги. В дверь постучали.
— Можно? — спросил неуверенный мальчишеский голос и тут же опять поправился. — Разрешите войти?
— Входи, — Ковалев одернул китель и посмотрел на часы: — Четыре минуты, неплохо.
Миша оказался хорошо сложенным и аккуратно одетым мальчиком. Он остановился в дверях и смотрел на Ковалева строго и вопросительно.
— Здравствуй. Будем знакомы. — Ковалев встал, протянул ему через стол руку, пожал, как взрослому. — Садись.
Они сели и минуту смотрели друг на друга. Ковалева удивила немальчишеская строгость в глазах Миши. Майор помолчал, вышел из-за стола, прошелся по комнате.
— Ты без калош? Не промок?
Миша выставил из-под стула сухие ботинки.
— Я их снял внизу.
— А мои сапоги промокли, — кивнул Ковалев на свои ноги.
— А вы их по-солдатски, касторкой, — посоветовал Миша. Он поглядел на широкие золотые погоны майора — почти такие же, какие остались от отца, с голубой каймой. Не было только птички. — Я бы и себе по-солдатски, чтоб в любую погоду… Мать не дает. В калошах приходится.
Ковалев слушал, приглядывался к мальчику. Это короткое, резко произнесенное слово «мать» неприятно поразило его.
Майор долго доставал папиросы, закуривал. Мальчик молчал, смотрел на погоны.
— А вы… — Миша осторожно посмотрел на две планочки с лентами, потом внимательно, как будто выискивая что-то знакомое, заглянул в глаза Ковалеву. — Вы служили в войну в авиации? Летали? — и покраснел.
— Я? — Ковалев посмотрел на свои погоны. — Нет, это не авиационные. Просто от старой работы. Госбезопасность. Но на самолетах полетать пришлось. Попрыгал и с парашютом. К партизанам. Завидуешь? — Майор улыбнулся. Мальчуган ему нравился.
Миша вспыхнул:
— Да.
Помолчали. Ковалев строго смотрел на мальчика.
— Отца любишь? — серьезно спросил он.
— Да.
— Помнишь его?
— Помню.
— И хочешь быть таким, как он? Прямым и смелым?
— Хочу, — ответил мальчик тихо.
— Значит, будем говорить как мужчина с мужчиной? А ты знаешь, о чем будем говорить?
— О часах?
— Да. Расскажи, пожалуйста, зачем ты их взял.
— Чтобы мать их не продала, как ружье. Мне папа ружье пневматическое купил. Она продала. Потому что я ей не подчиняюсь. И часы бы — тоже… Они именные. Дядя Витя говорит, что мне рано их… Вот я и взял их… пока их… — мальчик не докончил, умолк.
— Так…
Ковалев долго молчал. Он не ожидал такого ясного ответа и уж совсем не предполагал о столь важном обстоятельстве в жизни мальчика, как появление в доме у них «дяди Вити».