— Ну ружье… Это понятно, — тихо и осторожно сказал майор. — Мама, наверно, боялась за тебя, — и чуть заметно снисходительно улыбнулся, как бы извиняя ее: — Она же не понимает, она ведь женщина… А вот часы? Не понимаю… — как бы вслух, подумал он, покачал неопределенно сам себе головой и вопросительно посмотрел на мальчика.
Миша строго смотрел в лицо Ковалеву. Он пошевелил губами, ничего не сказал, опустил голову.
— Выходит, ты плохо себя ведешь?
— Да… То есть нет… я… — и Миша словно взорвался: — Потому что никакой он мне не дядя. И нечего. Он мне никто. Пусть к ней лезет. А ко мне не пристает. Я его не трогаю, и пусть он меня… Пусть папиного не трогает. Тогда и я не буду ему грубить!
Мальчик говорил быстро, с яростью, как человек, готовый на все.
— Н-да… — Ковалев задумчиво поднялся из-за стола, прошелся, сел за стол опять, нахмурился. — А этот самый дядя Витя к вам часто ходит?
— Он не ходит. Он на машине приезжает. На такси.
Миша решительно не мог спокойно разговаривать о дяде Вите, он даже привстал со стула.
— Ты сиди. Мне кажется, ты все-таки в чем-то неправ. У тебя не хватает выдержки. Без нее нельзя. Какой же мужчина без выдержки? Ее надо развивать. Особенно будущему военному.
— Я развиваю. Только пусть папиного не трогает. Он тоже мужчина. Пусть тоже развивает выдержку и не пристает. А военный на то и военный, чтобы уметь давать врагу отпор.
При слове «отпор» Миша с таким упрямством наклонил голову, словно решил скорее умереть, чем отступить. Ковалев поторопился закончить:
— Ну, мы еще успеем с тобой поговорить. Поговорим? Разберемся? Вместе. Прямо и по-солдатски, — мягко улыбнулся он.
Миша был все еще взбудоражен. Он не ответил. Но и не возразил. Ковалев прошелся, подошел к Мише.
— Значит, договорились? Потом и с выдержкой. У нас еще будет время. Поговорим. И не раз. А теперь разберемся в другом. Эти часы у тебя сейчас где?
— У… — Миша помедлил, внимательно посмотрел на Ковалева. — У дяди Миши. Он у нас дворником работает. У товарища Хабибулина.
— У Мувофакията? — удивился Ковалев. Он знал Хабибулина как человека исполнительного, но неразговорчивого, крайне угрюмого, даже мрачного.
— Да. Его у нас все дядей Мишей зовут, по-русски.
— Ну так возьмет да и продаст. А деньги себе присвоит.
— Ну что вы, товарищ майор! — Миша даже улыбнулся. — Товарищ Хабибулин гвардеец.
— Но ведь часы-то мамины.
— Как мамины? Они папины. На них же написано: «Полковнику Степанову, славному командиру — от личного состава в День Победы». А теперь они мои. Когда папа… когда он… когда мы узнали… — у Миши задрожал голос, — тогда к нам приехал старший лейтенант Леонтьев… Привез и надел мне сам на руку. «На, говорит, носи. Всю жизнь носи и помни, каким надо быть человеком. Такой тебе от меня приказ». И я выполню…
Ковалев почувствовал громадное уважение к этому мальчугану.
Оба молчали.
— Ты о суворовском не думал? — спросил Ковалев.
— Говорят, суворовских летных нет.
— Куда же ты думаешь?
— В училище. Только бы дотерпеть и кончить школу, товарищ майор. Тогда бы я сразу…
— Значит, в летчики? — сурово спросил Ковалев.
Ему захотелось приласкать Мишу, посадить на колени, погладить по коротким волосам… Ведь это счастье — иметь такого мальчишку! Он подумал о жене и поморщился: и у него мог быть такой сын.
Вошел Трайнов, постоял в дверях и, как всегда, спросил:
— Я не помешаю? — словно Ковалев мог ему запретить слушать, и присел в уголке.
— Сидите, — пожал плечами Ковалев. — Ну что ж, — сказал он Мише, — об этом мы еще поговорим. А сейчас побудь в детской комнате. Там есть книги по авиации. У меня тут кое-какие дела, но, думаю, скоро освобожусь. Идет?
Миша неохотно кивнул и вышел вслед за майором.
— Какая подлость! — выругался Ковалев, когда вернулся.
— Оправдывается? И ты всему веришь? — спросил Трайнов.
— Я верю. Но я и проверю. И если это так, я выучу эту мамашу вместе с этим ее «дядей Витей»…
— Ну-ну, — одобрил Трайнов. — Только ведь мы безоружны. Что ты можешь сделать? Трудно это…
— И все-таки, я думаю, найду, что сделать…
— Да… хорошо бы… Ты постарайся… — Трайнов постоял и вышел.
— Ну что ж, ладно, — сам себе сказал майор. Он зажег папиросу и набрал номер телефона Степановой.
— Алло, — ответил в трубку приятный баритон.
— Простите, что беспокою, — сказал Ковалев тихо, — мне нужно гражданку Степанову, Софью Ивановну.
— Минутку, — уверенно ответил баритон. — Это тебя, Соня. Наверно, из милиции.