Ковалев хотел пошутить, но Тамара смотрела на него серьезно, внимательно. Он вынужден был пуститься в объяснения, говорить о частом непонимании людьми друг друга, что разные люди на один и тот же предмет смотрят разными глазами и видят совсем не одно и то же. Чем больше он объяснял, тем меньше Тамара понимала его. Он посмотрел на нее, встревоженную, нахмуренную, и улыбнулся, как бы сведя свои сложные недоразумения с женой к пустяку:
— Вот не придумаю, что бы такое ей сегодня подарить, а то обидится. Разговаривать со мной долго не будет. И никакие объяснения не помогут…
Тамара мучительно морщила лоб.
— Знаете, — неожиданно сказала она и как-то странно посмотрела на него. — Если она так к вам относится… если она так… То она просто… дура!
Ковалев опешил.
— Что-о?
— Да! Потому что она тогда ничего не понимает. Я бы на вашем месте сама ее бросила, пусть не воображает! Да! Вы вот не спали… Я вам грубила. А она… Да я бы… Эх!
— Ну это, ты, матушка, пожалуй, не туда хватила! — с сомнением покачал головой Ковалев.
— А чего же она тогда! Такого человека. Да я бы ее обязательно разлюбила, умерла, а разлюбила! — горячо заговорила она и вдруг осеклась. — А вообще я не знаю… с ваших слов… — Она задумалась и вдруг с любопытством спросила: — А она очень красивая, да?
Ковалев улыбнулся такому ходу мыслей своей собеседницы.
— Да как тебе сказать… Пожалуй, обыкновенная… Такая, как все.
— Как все? — Тамара явно была разочарована.
— Эх, Тамара, — грустно сказал Ковалев. — Решить про человека: он, мол, дрянь — легче всего. Да и при чем тут красота! Если судить по красоте, так я, наверно, буду самым последним человеком на земле. Не в этом, милая, дело. Ну подумай сама, что у нас получается: детей у нас нет, в театры мы с ней не ходим, я то не брит, то задержусь, то совсем не приду, она ждет, волнуется, не спит, разные мысли нехорошие ей в голову лезут. То соберемся в гости, а я, оказывается, занят какой-нибудь вежливой деточкой, вроде тебя. Так и пройдет вся жизнь. Вот ей и горько. Тебе, может, и не понять этого, молода ты еще. Нет, Тамара, совсем она неплохой человек. И любит, наверно, меня. Только обидно ей… Пожить для себя захотелось, согреться. Выключиться от всего и пожить. Это бывает. Радостей захотелось. Чтоб от всего заслонили. А не получается… Ну как тебе это еще объяснить?..
Тамара неохотно согласилась.
— Не знаю… Может быть… Только странно как-то. А вы ей про свою работу говорили?
— Говори не говори… Разные у нас с ней глаза. И разве от слов ей легче станет?
— А от чего же станет?
Ковалев уже не знал, как выпутаться. Разговор получался мучительный и совершенно бесполезный. Сколько бы он ни объяснял, Тамара все равно не сможет понять его, а если и поймет, то по-своему, совсем не так, как нужно. Она была слишком молода, и урок оказывался слишком труден.
— Ну как тебе сказать? От внимания, от заботы, от другого самочувствия в жизни, что ли…
Он смотрел на девушку и не знал, каким образом осторожно закончить этот разговор и остаться одному. Ему надо было что-то решить. Тамара задумалась, и майор уже боялся, как бы со своей детской горячностью и непосредственностью она не наговорила ему еще более неприятных вещей, вроде того, что он сам тогда дурак, если его жена умная. Он даже вздрогнул, когда она неожиданно подалась к нему, будто ее сейчас осенила счастливейшая мысль.
— А знаете что?! Если так — я знаю, что нам нужно делать! Знаю! — заверила она его с жаром и вскочила. — Идемте в ГУМ! Мы ей сейчас купим такой подарок, такой подарок — чтоб она сразу все поняла! — и Тамара решительно дернула его за рукав. — Пошли! Я знаю, что надо купить! Знаю!
Ковалев посмотрел на забытое Тамарой пирожное, улыбнулся, с облегчением встал.
— Ну, если ты знаешь, тогда конечно. Идем! — согласился он. В конце концов, какое ни какое, а это было уже решение вопроса.
— Вы не смейтесь! — рассердилась Тамара. — Дело серьезное. Да! Вот посмотрите, все хорошо кончится. Я знаю, что ей нужно купить. Знаю!
— Да я и не смеюсь. Чем черт не шутит. Может, ты и знаешь… Может, со стороны тебе и видней.
19
«Знает Тамара или не знает, а подарок покупать все равно надо. Подберем, — сам себя обнадеживал Ковалев. — Она все-таки женщина. Ей виднее, что в таких случаях надо дарить». Энергия девушки передалась и ему. Майору в самом деле начинало казаться: стоит только купить удачный подарок, прийти домой веселым, шутить весь вечер с гостями и женой, и все само собой устроится, войдет в свою колею. Только нужен подарок совершенно необыкновенный. Но что? Что можно купить на четыреста рублей, которые у него с собой? Брошь, часы, кольцо, посуду, отрез? Все это было. Тут требовалось нечто особенное. Но что? Ковалев несколько раз спрашивал Тамару, но никак не мог добиться, что же такое она хотела предложить. Она только восхищенно разводила руками, не могла назвать точно, что это такое, боялась, что им не хватит денег, потому что цены она не помнила, но это, по ее словам, было такое прекрасное, перед чем ни одной женщине совершенно невозможно устоять.