«Странные все же они, эти женщины, — удивлялся Ковалев, послушно шагая за Тамарой. — И самое интересное будет, если окажется, что жена и в самом деле придет в неописуемый восторг от этой какой-нибудь глупейшей и ненужнейшей безделушки и будет на седьмом небе от счастья!»
Тамара тащила Ковалева в ГУМ. Однако по дороге они заходили во все подходящие магазины. Выбирать с Тамарой было очень удобно. Ему одному стоило бы большого труда и времени пробраться через толпу возбужденных дам к прилавку. Но достаточно было около него появиться Тамаре в своей брезентовой куртке и мятом малиновом берете, как женщины расступались, перед ней образовывалось пустое пространство, и Ковалев получал возможность вполне спокойно говорить с продавцом. Тамара безжалостно все отвергала, и они шли дальше.
В ГУМе Тамара, размахивая своим небольшим узелком, почти поволокла его за рукав в отдел фарфора.
— Неужели купили? — волновалась она, как будто только от подарка теперь и зависела судьба Ковалева. — Вот! Успели! — сказала она ему и победно протянула руку с узелком. — Вот она! — и замерла в восторге.
Действительно, ему бы и в голову никогда не пришло купить такой подарок: на старинном, окованном золотом сундучке сидела женщина в русском сарафане. Ее косы, уложенные вокруг головы, длинный сарафан, из-под которого выглядывали носки золотых туфель, руки, непринужденно положенные на колени, придавали ей особую величавость. У ног, на камне, поросшем зеленым мхом, сидела маленькая ящерица и по-человечески задумчиво смотрела в сказочную даль. Взглядом, позой, особенно косами, женщина напоминала ему Надежду Григорьевну в лучшие ее минуты.
Ковалев взволнованно моргал.
— Что? А? — удовлетворенно сказала Тамара и скомандовала, толкнув майора в бок: — Занимайте очередь, пока не купили… Становитесь в кассу!
Она исчезла в толпе у прилавка.
— Выпишите!
От недоверчивого взгляда продавца Тамара покраснела, выхватила бумажку из его рук, махая узелком, вырвалась из толпы.
— Вот! Доставайте деньги. Скорей! Заплатили? — и, схватив чек, прежде чем Ковалев успел получить сдачу, протянула и победно крикнула продавцу: — Вот. Нате. Снимайте! Давайте ее сюда. Что, я говорила! — ликовала она, оглядываясь на Ковалева. — Не заворачивайте, потом! Давайте сюда. Мы сейчас!
Она сунула майору свой узелок, подхватила с прилавка поданную продавцом скульптуру и понесла ее перед собой на вытянутых руках, как самовар, вся светясь от удовольствия.
Тамара так лавировала среди покупателей, что у Ковалева захватило дух: одно неосторожное движение, и тяжелая скульптура превратится в черепки. Он едва поспевал за ней и никак не мог понять, куда она так летит.
— Осторожно! Осторожно! — выкрикивала Тамара, увертываясь от встречных. Она почти вбежала к граверу в мастерскую, поставила Хозяйку Медной горы на табурет: — Золотом написать можете? Нет? Эх вы!
— Гражданка! В очередь! — вслед ей возмущались люди, стоявшие около окошка. — Безобразие!.. Гражданка!..
Когда Ковалев попробовал протолкнуться внутрь, его вытолкнули и обругали.
— И этот!.. Какое нахальство!.. А еще, кажется, милиционер!
Должно быть, разглядели под распахнутым плащом форменный китель.
— Что вы тут безобразничаете? — в свою очередь кричала Тамара, весьма довольная, что так просто прошла в мастерскую. — Проходите отсюда, граждане! Не видите, какая тяжесть. Это вам не блюдечки!.. Не мешайте делать заказ!..
— Уговорила!.. Через час готово! — дрожа от возбуждения, сообщила Тамара Ковалеву, когда выбралась из мастерской. — Только вот что написать, никак сразу не придумаю, — она озабоченно посмотрела на него. — Все ведь пишут. Но все не то…
Думали, думали и ничего особенного не придумали. У Тамары получилась какая-то выспренняя символика, а Ковалев вообще никогда никаких надписей не делал, всю эту затею считал для серьезных людей неуместной, но Тамара волновалась, горячилась, и он боялся ее обидеть. Наконец Тамара на клочке бумаги нацарапала: «Хозяйке Медной горы от Иванушки». Он махнул рукой, но предупредил: