— Правильно! — возмущенно поддержал Сафронов. — Никогда не даст концов со своей территории. Всегда воруют не его, а наши… Мы ночи не спим, а он…
— Ясно, — пробасил кто-то с последних рядов. — Правильно поставил дело! Мы ему материал о своих даем, помогаем, а он нам — дудки!
— Именно! Вот и хочется спросить, — Яхонтов невольно повысил голос, — почему Ковалеву разрешено так работать? Почему он не раскрывает даже то, что само к нему в руки лезет? И кому это нужно — так своеобразно украшать показатели работы отделения? Я думаю, как это нам ни неприятно, но мы должны наконец разобраться в деятельности Ковалева и высказаться со всей определенностью. Для этого у нас достаточно сил… — Яхонтов вдруг умолк, посмотрел в зал, да так и не сказав главного, отвернулся и сошел с трибуны.
3
Ковалеву нездоровилось еще с утра. Его знобило, горели щеки, ныли колени. К обеду он почувствовал себя совсем плохо, сходил к врачу и взял больничный лист. Осталось только предупредить Трайнова, отпроситься перед собранием у Денисенко, и можно будет идти домой — отлежаться денек-другой.
Майор остановился у двери в красный уголок и закурил, ожидая секретаря. Слышались щелканье и глухой стук шаров, угрюмый бас Скорнякова, задорный хохот Яхонтова. Над ними по-юношески неуверенно пытался подтрунивать Кудинов.
— А мы с Хлоповой тебя вчера в театре видели, — приставал он к Яхонтову.
— Ну и молодец. Быть тебе великим сыщиком после этого.
— И не одного. Да-да! — не унимался Кудинов. — С какой это дамочкой ты там был? Колись!
— С женой. А ну, Алеша, гони-ка шарик!
— Брось темнить, — мрачно посоветовал Скорняков, и было слышно, как он сердито стукнул о борт штрафным шаром. — Твоя жена еще не родилась.
— Да-да, брось темнить, — засмеялся новой фразе Кудинов. — Колись, с кем был! — Ему явное удовольствие доставляло говорить Яхонтову и Скорнякову «ты», чувствовать себя с ними на равной ноге.
«Стоило кончать университет, — поморщился Ковалев, — чтоб смаковать такие словечки!»
— А что, — забив еще один шар в лузу, засмеялся Яхонтов. — Хороша?
— Хороша-а, — как-то наивно сознался Кудинов. — Гранд-дама.
— Лучше твоей Хлоповой? — рассмеялся Яхонтов.
— Ну при чем здесь она? — смутился Кудинов. — Ты о себе. С кем?
— На… Своячком!.. Говорю, с женой.
— С чьей?
— Вот это уже вопрос сыскного бога. В точку, колюсь: дедушки Сергеича. На, третий! — Яхонтов ударил кием. — Эх, черт, промазал! Кий кривой, что ли?
— Ковалева? Ну да… — не поверил Кудинов. — Такая и…
— Брось! — вдруг цыкнул на Яхонтова Скорняков. — Сам небось в антракте подошел, а раззвонился! — И быстро выглянул в коридор. — Ты? Стоишь?.. — спросил он Ковалева.
— Я… Курю вот… — Ковалев закашлялся, покраснел от натуги, сделал несколько шагов, оперся о спинку крайнего кресла, перевел дух.
Многие отвернулись. Некоторые, посмотрев, как, раскачиваясь, кашляет майор, почувствовали себя неловко и вышли в коридор, там переглянулись, молча закурили.
Яхонтов увидел злое лицо Скорнякова — тот бросил на бильярд кий. Кий упал на шары и разбил интересную комбинацию. Яхонтов только-только собирался ее использовать.
Он с досадой спросил Скорнякова:
— А что, собственно, произошло?
Скорняков не ответил, вышел. Яхонтов пожал плечами:
— Шутка.
Он постоял, оглянулся на Ковалева, который все еще с натугой кашлял, и пошел в коридор — покурить, взвесить.
«Подумаешь! Сделали из ерунды историю! — сердился он. — И так некстати! Выступишь теперь с критикой — счеты, скажут, сводишь… Так не к месту, так не вовремя…»
Но скоро началось собрание, Яхонтов сел в переднем ряду около Сафронова и забыл об этом маленьком происшествии.
Ковалев сидел в последнем ряду, на крайнем кресле. Через головы сослуживцев он видел светлую макушку Яхонтова.
«И что за удовольствие жене болтать с ним? — подумал майор. — Ведь она же умная, серьезная женщина! Неужели Надю не раздражает этот граммофон?.. И ведь знает, что я его не люблю!..»