— Вы что-то слишком мрачно смотрите на своих сотрудников, — заметил он.
— Наоборот, очень весело, — мрачно пошутил Скорняков. Он взял со стола ключи, позвенел ими. — Ковалев новаторствует, ссылается на указания о профилактике и готов превратить отделение в просветительное учреждение. Яхонтов закусывает удила, нажимает на карательную сторону, пишет жалобы, прокуратура плавает и страхуется, Романов мирит непримиримое, с меня спрашивают раскрываемость. Я стараюсь не ловчить, ищу какое-то правильное организационное решение и получаю выговор. Приезжают комиссии, изучают, проверяют, уточняют, никак не могут сделать выводов, на всякий случай поругивают того же Скорнякова и уезжают. А выговор остается. И проблемы остаются. И война Яхонтова с Ковалевым остается. И оба обвиняют меня. Мне как раз очень весело!
Бокалов хладнокровно посмотрел на Скорнякова.
— Каких же выводов вы ждете от нашей комиссии?
— Ясных! — Скорняков стукнул ключами по столу. — А то и то — не то, и это — не это, а в общем не так уж плохо… Надо уж либо туда, либо сюда. Нужны выводы и конкретные указания, как дальше работать. И еще, уж раз на откровенность пошло… Долго ли будут к нам ездить эти самые комиссии и мешать нам работать? — Скорняков спохватился, но было поздно.
Члены комиссии перестали изучать рисунок обоев на стенах и разом взглянули на Бокалова. Сухощавый, не по годам стройный капитан медленно встал, неторопливо прошелся по кабинету.
— Искать, искать надо самому, а не ждать директив сверху да от комиссий, работать смелее надо, товарищ лейтенант. Смелей, — назидательно сказал он Скорнякову. — Мне кажется, вы просто устали от своей работы. Вам, видимо, следует отдохнуть.
В словах Бокалова Скорняков ощутил намек на увольнение.
«Чему быть, того не миновать, — подумал он. — Пусть. Зато уж выскажусь. Всю матку правду!»
— Да, я больной от этих комиссий! Я за пять месяцев похудел на семь килограммов!
— Ну, это положим… — насмешливо остановил его Бокалов. — Худеете вы не от комиссий.
— Нет, именно от комиссий, — упорствовал Скорняков. Он понимал, что это глупо, не так и не о том следует говорить, но чувствовал, как его «понесло», и уже не мог остановиться. — Ведь пятый месяц у меня целыми днями сидит над душой кто-нибудь из начальников, и я ему должен объяснять, кто такой Ковалев, откуда он взялся, почему он именно так работает и не берет ли он взяток — уж больно за каждое дело переживает. Ведь вы первый, кто не спросил, берет ли он взятки. Объяснишь. Ну, думаешь, теперь все — уйдет. Нет, не тут-то было, сидит! И вот высиживает восемь часов, дела по листочку перекладывает, отойти от него нельзя. Устанет сидеть, по отделению пройдется. Потом проводишь его домой. Наконец-то, думаешь, отмучился! Смотришь: на другой день он с утра пораньше опять едет. А тут тебя еще в райотдел вызывают, хвост накручивают за низкую раскрываемость. А спрашивается, как я могу отвечать за раскрываемость, если я целыми днями при комиссиях и инспекторах экскурсоводом состою? И я бы давно уволился, товарищ Бокалов, давно бы — черт с ней, и с прибавкой, и со всем на свете! Просто с Трайновым сработался, и ребята у нас хорошие. Это сейчас все друг на друга косятся, после комиссий. А коллектив у нас очень дружный. Завелась вот одна паршивая овца…
Скорняков не докончил. Глядя в сторону, он качал перебирать ключи на колечке.
Бокалов все так же прохаживался и с интересом слушал Скорнякова.
— Кто же эта паршивая овца? — спросил он, когда Скорняков умолк и зазвенел ключами. — И, собственно, чем же она паршивая? Тем, что отстаивает свою точку зрения?
Высказавшись, Скорняков разрядился и теперь уныло думал только об одном: до отпуска его снимут или дадут отгулять.
— Я ведь не комиссия, — сказал он хмуро и взглянул на вежливое, очень спокойное лицо Бокалова, потом на университетский значок капитана. — Вы, товарищ капитан, университет окончили. А я ведь практик. У меня за плечами одна школа милиции. Некогда было в войну учиться… Бомбил.
— О, вы, оказывается, и дипломат, — весело заметил Бокалов.
— Дипломат или не дипломат, не знаю. — Скорняков еще более помрачнел. — А за глаза людей охаивать не буду.
— Комиссия вас и не просит охаивать, — строго поправил Бокалов. — Комиссия интересуется вашей точкой зрения на Ковалева и Яхонтова.
— Во всяком случае, Ковалев — человек честный, дельный и принципиальный. За его честность я не побоюсь поручиться своей головой. Яхонтов? Он законы хорошо знает… И работает быстро, дел не задерживает. И тоже вроде… Одним словом, оба работают… правда, по-разному…