— Да, — прочитав заявление, сказал Скорняков и сделал шеей такое движение, словно его начал душить галстук. — Ну вот. Так и есть! Повиснет. Как пить дать, повиснет! — Он взглянул куда-то мимо Кудинова. — Ты вот что… Допроси потерпевшую и откажи по девяносто пятой.
— Да, но… — начал было Кудинов.
Скорняков не дослушал, сердито перебил:
— Давай хоть сегодня без «но».
— В таком случае дайте письменное указание.
Скорняков сердито дернул к себе заявление и торопливо написал: «Разобраться».
— Так я уже разобрался, — сказал Кудинов самым примирительным тоном. — Надо возбуждать.
— Ты всегда так, — раздраженно махнул на него заявлением Скорняков. — Яхонтов хоть и с гонором, но он болеет за отделение. Для чего возбуждать? Только бумагу переводить? Ты вот его осуждаешь, а он все за тебя вывозит. И эту кражу ему за тебя придется списывать.
Скорняков вышел, извинился в коридоре перед ожидавшими его Бокаловым и членами комиссии и прошел к Яхонтову.
— На, — Скорняков положил перед ним на стол заявление. — Допроси и откажи по девяносто пятой. Гиблое.
Яхонтов поднял голову, прочитал заявление, с минуту смотрел на Скорнякова, потом молча встал из-за стола, вышел в коридор к Бокалову.
— Товарищ капитан, — произнес Яхонтов таким тоном, каким диктор читает по радио правительственные сообщения особой важности. — Товарищи члены комиссии! Сейчас товарищ Скорняков в присутствии молодого следователя Кудинова передал мне вот это заявление и приказал отказать заявительнице в возбуждении дела по девяносто пятой статье УПК, то есть использовать юридическую безграмотность заявительницы и тем самым скрыть факт действительно происшедшей кражи. Такая вот укрывательская практика руководителя розыскной работы и приводит его подчиненных к прямым преступлениям, как вы могли убедиться на примере майора Ковалева. Я надеюсь, товарищ Кудинов — достаточно порядочный человек и подтвердит то, что здесь было сказано.
Скорняков был ошеломлен. Кудинов растерялся и смотрел то на Бокалова, то на Яхонтова. Бокалов разглядывал всех троих. Не Скорняков сейчас интересовал представителя комиссии в этой немой сцене. Он видел, что Скорняков работает отнюдь не меньше и не хуже других ему подобных, которых Бокалов ревизовал десятками, а вот Яхонтова он никак не мог понять. «Мина под начальника? — Бокалов посмотрел на твердое, волевое лицо следователя. — Ведь это почти нокаут!» И почему-то почувствовал неприязнь к ясным, широко открытым глазам Яхонтова.
Он протянул руку.
— Дайте!
Капитан прочитал заявление и опять посмотрел в нагловатые глаза Яхонтова.
— Разве от одного возбуждения дела пострадавшей станет легче? Ведь в таком деле, если карманник не задержан с поличным, его вина практически недоказуема, а розыск безнадежен. Или вы иного мнения?
— Такое расширенное толкование девяносто пятой статьи есть грубое нарушение социалистической законности, — не дрогнув, убежденно сказал Яхонтов. — Незарегистрированное преступление не только дезинформирует руководство, оно размагничивает оперативный состав, не стимулирует работников к дознанию и выявлению преступников.
Не дослушав, Бокалов повернулся к нему спиной.
— Так где вы нас разместите, товарищ Скорняков? Там? — И пошел по коридору, хмурясь. «Чего доброго, напишет теперь жалобу и на нас, обвинит в расширительном… И еще окажется прав! Ну и отделение!..»
Скорняков пришел в себя.
— Так ты это под меня роешь? — шагнул он к Яхонтову.
— А я не рою. Я укрепляю социалистическую законность.
— Смотри, не надорвись!.. — И Скорняков вышел за Бокаловым, сильно хлопнув дверью.
— Видел, как начальство на правду-то реагирует? — зло улыбнулся Яхонтов. — Еще скажут, что я карьерист!
Он решительно заходил по комнате.
— Но все равно Скорняков не усидит. Правду я буду доказывать где угодно и кому угодно. И если даже Бокалов посмотрит сквозь пальцы, есть еще прокуратура, Романов! — Яхонтов остановился и усмехнулся. — А ты еще хотел с ними по-хорошему. Нет, Кудинов, без комиссий таких не разбить. Тут и с комиссиями… Но я человек принципиальный. Надеюсь, и ты тоже не отопрешься от того, что здесь произошло? Помни, потерять уважение к себе человек может только один раз. А об этом мы еще поговорим на собрании. Там он на меня не рявкнет…
Кудинова трясло. Он машинально кивнул: мол, действительно не рявкнет. Однако привычной улыбки не получилось. Он был не в силах возражать, спорить, машинально кивнул, а сам испуганно смотрел на него. «Маньяк! Сумасшедший! Сумасшедший маньяк и доктринер! — Кудинов попробовал успокоиться, закурить, но у него ничего не получалось. — Ведь он страшный человек. Он может все…»