Романов слушал.
— Конечно, если не окажется улик, Маркина надо выпустить. Но очень уж верить в его показания по меньшей мере странно. Каждый преступник любой ценой старается себя обелить.
Папироса в руке Романова погасла. Он слушал.
— Я не понимаю людей, у которых обморок оттого, что Маркин посидел в милиции три дня… Ах-ах, мало оснований! А, собственно, отчего ахать? Кто такой Маркин? Это человек, который виртуозно подделывает ключи. Он уже пробовал забираться в чужую квартиру. И если только он не крал, то в силу категорического императива: нельзя — поймают, посадят. А в другом, более безопасном случае украдет. И вот мы сейчас ахаем, расшаркиваемся перед ним: извините, улик против вас так мало, а мы вас продержали три дня. Такой либерализм он оценит по-своему: ага, рассудит он, раз в отделении милиции есть такие добренькие дяденьки, как Ковалев, а в прокуратуре, как дяденька Романов, значит, и бояться особенно нечего. Просто красть надо умнее, квалифицированнее, чище, тогда даже и на три дня сажать не будут. Человек он умный, изобретательный, изучит криминалистику, полистает кодекс и начнет лепить нам такие кражи, что мы только руками разведем. Будем знать, что это он, а ничего не сделаем: без доказательств не возьмешь, а с уликами нам он не дастся. Вот и сейчас висят две аналогичные кражи. Кто поручится, что не его рук дело? Знаете, с ворьем другой раз, ей-богу, и ошибиться не грех. Ведь грустно и смешно. Почти на сороковом году революции никак не покончим с преступностью! А ведь это только мы виноваты. Миндальничаем, либеральничаем. И с кем? Вон в Финляндии отрубали за воровство руки — и ни одного карманника не было. Без замков люди жили. А мы до сих пор пудовые замки к сараям привешиваем, к каждой паршивой скамейке в сквере сторожей ставим. Посчитай-ка, во сколько обходятся нашему социалистическому строительству все эти замки, побитые хулиганами фонари и стекла, изуродованные урны, памятники, насаждения, разные вахтеры, сторожа, собаки, ночная охрана, заборы — миллиарды выйдут… Да если бы вовремя расправились с преступниками, у нас бы облик земли другой был, мы бы на две пятилетки вперед ушли! А мы: «Ах! Маркин просидел три дня». Ну, просидел — и выпустим. Ничего страшного. Ахаем не там, где следует. Знаете, альтруизм — вещь, конечно, приятная и ублажает душу, но в нашем деле совершенно недопустим, совершенно недопустим, товарищ Романов. Я не себя оправдываю. Я слишком прав для этого. Просто в нашем деле доброта — хуже воровства. И когда Ковалев с трибуны начинает слезы лить: ах, они бедненькие, — я ненавижу его за это. Я ведь знаю этих бедненьких… Дай им волю, они резать людей начнут.
Романов слушал его с изумлением. Так горячо Яхонтов не говорил никогда. Временами ему казалось, что Яхонтов прав, даже очень прав, но согласиться с ним он уже не мог, не мог потому, что Яхонтов был… Яхонтов. Все возмущалось внутри.
У Романова разболелась голова. Ему надо было по-быть одному. Он на минуту закрыл глаза, потер лоб.
— Знаете, не время сейчас все это обсуждать.
— Что ж, вы правы. Говорить так у нас теперь стало не принято, — покачал Яхонтов головой и грустно улыбнулся. — Не положено. Даже с убийцами мы обязаны теперь играть в демократию.
— Знаете… Ладно. Идите. Там Кудинов и эти… Ждут вас. И мне тоже потом напишите объяснение.
Яхонтов вздохнул и вышел. Навстречу ему поднялась забытая им в коридоре женщина с ребенком. Следователь взглянул на нее, нахмурился, потом вспомнил:
— А… Все в порядке. Муж дома. Иди. Да хорошенько за ним поглядывай. — Он прошел к Кудинову.
Там все стояли и ждали его.
— Садитесь, — пригласил Кудинов.
Яхонтов сел.
Кудинов очень устал.
Может, именно поэтому он не испытывал никакого волнения. Он просто молчал и думал, смотрел на «мастера симфоний», смотрел серьезно и сосредоточенно.
— Что ж, — не выдержал и усмехнулся Яхонтов. — Начинай, допрашивай…
Глаза их встретились.
— Допрашивать вас я не буду и не имею права. Я по делу Маркина могу только просить вашего объяснения. По поручению партийного бюро я могу вас только спрашивать. Вы согласны дать объяснения и ответить своим товарищам по партийной организации?