Василий Дмитриевич Капустин с большим удовольствием пожал руку этому человеку. Он сам сделал Джона Луда. Не было человека с таким именем, несмотря на то, что ещё год назад при подготовке к засылке в Англию, утверждалось, что некий Луд должен существовать и его желательно найти и вступить с ним в сговор. Нет Луда? Так его можно создать! Как, впрочем, и луддизм, само движение, направленное не только на уничтожение механизмов, но и достижение прав трудящимися.
Василий Капустин ещё некогда прибыл с группой товарищей, которые привезли Ольгу Жеребцову. Без особого труда удалось взять деньги, которые Ольге выдавал раннее убитый посол Уитворт. Ольга? Умерла от передозировки наркотиками. Что-то она сильно увлеклась этой гадостью!
У Жеребцовой оказалось два миллиона фунтов — это просто огромнейшая сумма, которая даже не нужна была для тех дел, ради которых был заслан Капустин и ещё пятеро товарищей в Англию. Не вся она пошла на организацию рабочего движения. Для этих нужд с лихвой хватило полмиллиона фунтов. Зато сейчас в банках Англии на разные имена и во многих ячейках находилось полтора миллиона фунтов, способных, если понадобится, многое совершить на Туманном Альбине.
Ранее, перед самой отправкой, куратор прочитал письмо от некого важного господина. Все догадывались, что это сам канцлер Сперанский давал напутственное слово.
Так вот, в этом письме, которое названо было писавшим, как шальное, значилось, чтобы те, кто отправляется в Англию для начала там рабочего движения, представились двумя именами: Карл Маркс и Фридрих Энгельс.
И вот теперь Капустин и есть тот самый Карл Маркс, обладая несомненным ораторским мастерством, рассказывал много небылиц, про то, как могут жить рабочие и, что именно они куют для Англии будущее. А еще кричал про объединение всех пролетариев и аграриев, и всех, кто ущемлен.
— Что дальше? — спросил Джон Луд.
— Нужно усиливать натиск, власти должны пойти на любые уступки, — отвечал Капустин.
— Вчера я в это не верил и ждал гусарских сабель. Но сегодня… Я верю тебе, Карл, — сказал Луд.
Ситуация в Англии складывалась самым лучшим образом, чтобы поднимать бунт в рабочей среде, да хоть и народные волнения. Дело в том, что финансовая стабильность Великобритании была сильно подорвана. Как только французы вошли в Индию, ещё ничего там не совершив, фунт стал резко падать в цене. Были и другие причины инфляции в Англии, например то, что англичане плохо понимали, что такое «инфляция», учились, кстати, по русскому учебнику.
Но не это было самым главным. Англия лишалась своих рынков сбыта. Россия уже не покупала много товаров, Франция, тем более, Швеция, даже Соединенные Штаты Америки и те отказывались от английских товаров, не желая ссориться с другими политическими и экономическими европейскими игроками, — странами, которые так или иначе, но действуют против Англии.
Огромное количество уже произведённых товаров лежало на складах фабрик и заводов. Это провоцировало почти что банкротство перспективных и ранее получавших сверхприбыль предприятий. Английское правительство даже начало субсидировать предпринимателей, чтобы те, хотя бы, расплачивались по долгам с самим же государством. Были те промышленники, которые деньги, полученные от государства, начинали выплачивать в качестве зарплаты своим рабочим. Понимающие люди в Англии есть, они осознают, что без квалифицированных рабочих все фабрики и заводы — всего метериалы, из которых они сделаны.
Однако, буквально недавно, ситуация стала немного, но меняться. Бизнес, моментально реагирующий на любые возможные изменения в политике, смотрел на будущее уже не такими печальными глазами. Всё вело к тому, что Россия откроет свои рынки английским товарам и в Швецию, и в Финляндию, и в саму Россию. Именно так виделось в ближайшее будущее. Поэтому, промышленники посчитали нужным сохранить ту касту профессиональных рабочих, без которых производство будет просто невозможно.
И вот такие ушлые предприниматели оказались самой главной занозой в том, чтобы поднять людей на сопротивление, используя дешёвые лозунги, когда машины обвинялись в том, что они забирают хлеб и возможность заработка у рабочих. Утверждалось, что уже скоро лишь один из десяти рабочих будет работать на фабриках, другие же будут попадать под статью о бродяжничестве, предполагавшая повешение всякого, кто ходит из города в город в поисках работы и куска хлеба.