Но я видел этих ребят в деле. То, что могут они, не может ни один европеец. Уникальная пластика, способность чуть ли не сливаться с ландшафтом, — вот что их отличает. Подобным образом я и хочу начать СВОЮ войну с Наполеоном. Коньяк Наполеон — хороший, торт Наполеон — ничего так. А вот человек, как я уже понял — дерьмо!
Глава 15
Глава 15
Смоленск
2 сентября 1800 года
Прибытие майора Дениса Васильевича Давыдова было триумфальным. Не хватало только дамочек, бросающих вверх свои шляпки при виде низенького, но героического гусара. Денис Васильевич умел себя показать, с его надменным и высокомерным взглядом офицера можно было бы сравнивать только с каким-нибудь польским шляхтичем в период рассвета Речи Посполитой. Только у шляхтича гордыня могла быть на пустом месте, а Давыдов уже войдёт в историю, как русский офицер, разгромивший французский авангард и взявший в плен, пожалуй, самого известного, после Наполеона, военачальника Франции.
Это было что-то невероятное, но именно в подобном событии нуждалась не только русская армия, но и все верноподданные Его Императорского Величества Павла Петровича. Солдаты и офицеры не просто приободрились, они уверовали в неминуемый разгром враге. Ну и первая знаковая победа, когда русскому обществу показали, что есть в армии Отечества и запал и решимость и умения бить врага.
Я не против, если бы маршала Мюрата везли в клетке, которая была бы украшена кружевами и рюшами. Это было бы намного интересней, даже правильно. Однако, дворянская честь, офицерское достоинство — всё это несколько смягчало ситуацию. Вражескому маршалу достаточно было дать свое слово, что не сбежит, и вот он, тут, будто и не пленник, словно это сам Мюрат пленил всю русскую армию.
В перьях, как павлин какой-то, маршал Мюрат въезжал на территорию Смоленского укреплённого района. Он был при оружии и на коне. Несколько опрометчивый ход, всегда нужно предполагать, что враг с оружием — это опасно, даже если вражина дала честное слово. Но майору Давыдову, наверняка, захотелось поиграть в благородство, а офицерское сообщество должно оценить. Ладно, Денис Васильевич победитель, таких не судят, из них делают героев. Но тут, в укрепрайоне, епархия уже других, могли бы генералы и позаботится о безопасности. А Мюрат возьми, да убей Суворова. Это был бы мощный удар по русской армии.
— Богатырь! Словно сошедший с книги о греческих героев! — теребя Давыдова за плечи, говорил Светлейший князь Суворов.
Давыдов был ну очень низкого роста. Даже Суворов был повыше этого «греческого героя». Так что разговоры про то, что Денис Васильевич некий легендарный герой выглядели комично.
— И я оценил лихость и безрассудство вашего офицера. Когда мой император победит вашу армию, я буду просить его оказать достойное внимание пленившему меня офицеру, — на своём родном языке сказал французский маршал.
У меня появилось сложнопреодолимое желание отрезать Мюрату язык. Однако, меня вряд ли бы поняли и даже осудили бы.
— Когда я буду обедать на Елисейских полях в русском Париже, обязательно выпью шампанского за ваше пленение, — сказал я.
— А вы кто? — поинтересовался француз. — Выдумщик историй?
— Я тот, в чьей власти ваша жизнь, мсье петух, — ответил я, посматривая на Суворова…
Вызывающе, надменно, Мюрат так же посмотрел на Александра Васильевича, ожидая, что тот одёрнет меня. Всё же я был в мундире генерал-майора. И по всем понятиям я и вовсе не должен был говорить с маршалом.
— Мсье генерал-фельдмаршал, а почему ваш генерал со мной разговаривает в таком тоне? И не только это я хотел бы вас спросить. Со мной обращались крайнее пренебрежительно ваши лесные бандиты. Пусть после они исправились, но во время пленения были грубы, — Мюрат всё ещё оставался высокомерным и надменным.
— Александр Васильевич, нужно этого павлина посадить в клетку, — сказал я, при этом строго посмотрел на Суворова.
У нас был разговор с князем, что моя отставка — это всего лишь фикция. Суворов, не будучи дураком, а также являясь достаточно прожжённым царедворцем, понимал, что я прибыл в расположение войск только лишь для того, чтобы несколько успокоить, прежде всего, петербуржскую общественность. Но власть моя вернется, как только будет разбит враг.
— Мсье Мюрат, если вы не перестанете себя вести, будто одолели меня в баталии, я буду вынужден значительно ухудшить ваше содержание. А пока будьте любезны сдать вашу саблю, — после некоторой паузы сказал Суворов.
Француз опешил. Предполагаю, что Давыдов, когда понял, кого взял в плен, сильно растерялся и не знал, как себя вести с таким высокопоставленным вражеским военачальником. Вот и разбаловал Мюрата. Французский маршал ещё некоторое время буравил меня взглядом, после нехотя, но передал свою шпагу майору Давыдову.