— Что ты скажешь, Фрол Филиппович? — обратился я к наказному казачьему атаману Чернушкину.
Этот казак так же был со мной в Северной Италии и прекрасно знает и мои тактики и вооружение. Да и сработались мы с ним тогда. Зачем искать еще кого-то и объяснять специфику дивизии.
— Ваше высокопревосходительство, я бы предложил ударить на Витебск, отрезая Наполеона от снабжения, — высказал предложение Чиркушкин.
— Рано, Фрол Филиппович, сначала нужно чтобы Наполеон разбился о нашу оборону, словно о скалу. А потом мы его будем всеми силами добивать: и со стороны Витебска, и со стороны Бреста, — сказал я.
— Что скажешь ты, Баджак? — спросил я у предводителя калмыков.
— А я бы на Париж сразу пошёл, — практически без акцента сказал калмык.
Все рассмеялись. Вот только предводитель степного народа на службе Российской империи веселья не проявлял.
— На Париж идти нужно, точно, — продолжил Баджак.
По сути, он предлагал то же самое, что и наказной атаман. Идея ударить по тылам противника, причём, с применением целой усиленной дивизии, которая не просто хороша, она великолепна и правильна. Только, опять же, нужно было дождаться начала битвы за Смоленск. Наполеон мог бы отвернуть и начать гоняться за моей дивизией. И тогда пришлось бы мириться некоторое время засилью французов в Белоруссии. Россия не располагает такими силами, чтобы гоняться за Наполеоном и выдерживать с ним полевые сражения.
— Собирайтесь в поход! Это тот план, который я предлагаю, — сказал я и кивнул Карпу Милентьевичу, чтобы он раздал папки с планом ряда операций. — Нам остаётся беспокоить противника и действовать так, как все отряды, которые оставляли с нами в лесу. Только лишь с намного большими силами.
На следующий день, поставив в известность Суворова, собрав все те быстрые отряды, которые так раздражали русское командование, я стал выдвигаться в сторону Гомеля.
* * *
Надеждово
3 сентября 1800 года (Интерлюдия)
Авсей Данилович важничал. Он показывал поместье графа Сперанского, будто бы сам и был графом и владельцем многих предприятий. Сперва в глазаъ гостей Екатерины Андреевны Сперанской этот молодой, даже слишком молодой, управляющий казался смешным. Гости даже подумали, что таким образом Екатерина Андреевна решила над ними пошутить, выставляя первого попавшегося парня в роли гида. Но чем больше Авсей рассказывал, грамотно отвечал на любые, даже самые каверзные вопросы, отношение к нему менялось.
— Только на этом сахарном заводе изготовлено сорок три тонны сахара в этом году. У нас еще два подобыных завода, — чуть задрав нос, рассказывал Авсей Данилович.
— Сколько это в пудах будет? — спросил издатель и купец-миллионщик Глазьев.
Управляющий в один миг сосчитал и выдал цифру, заставив купца ахать, а второго гостя с недоумением посмотреть на прекрасную Екатерину Андреевну.
— Госпожа Сперанская, любезная Екатерина Андреевна, неужели это правда? И откуда же вы столько берёте сахарной свеклы? — спрашивал Николай Карамзин.
— Признаться, господа, даже мой супруг уже целиком полагается на мнение Авсея Даниловича, — сказала Екатерина Андреевна, а управляющий еще выше задрал курносый нос.
Гости вновь с недоумением посмотрели на молодого управляющего. Если сам Сперанский, канцлер, богатейший человек России, полагается на мнение этого юнца, то они сейчас наблюдали за истинным гением в деле промышленности, сельского хозяйства и коммерции. Моцарта в деле управлении и развитии поместий.
Николай Михайлович Карамзин и купец-издатель Александр Ильич Глазунов ехали из Одессы в Петербург. Глазунов был там по делам коммерции, загружал «Графа Монте-Кристо», как и другие книги, на английский корабль. Это поразительно, но англичане умудрились договориться и с турками и, соответственно, с русскими, чтобы прислать свой корабль за книгами. В Англии русская литература последних лет уходит в лет, причем с сумасшедшей наценкой. Творчество Карамзина об Америки, англичане жалуют даже больше, чем русские романы «о французишках».
И как же им было по дороге не заехать в Надеждово! Тем более, когда там находилась жена канцлера и соавтор самых прибыльных произведений в истории отечественного издательского дела. Была и другая подоплёка поездки, о которой Карамзин старался не признаваться даже себе. И всё-таки он любил Катю, и нередко корил себя за то, что когда-то не смог добиться её расположения и не женился.