Бута двигался вперед, уже сломалась его пика, он подхватил похожую у сраженного соплеменника. И разил… разил… потеряв счет убитым и раненым врагам. Общая динамика русского удара уже иссякла, теперь все решало лучшее вооружение и личная выучка кавалеристов. Все еще звучали выстрелы и Бута понимал, что стреляют скорее всего его союзники. Русские имели револьверы на вооружении, некоторые, так и по два. Потому двенадцать выстрелов могли сделать.
В какой-то момент сражение начало смещаться в сторону. Бута приподнялся в стременах, чтобы рассмотреть. Он был рослым парнем, а еще и обладал отличным зрением. Дед воина говорил, что в их роду были когда-то люди-соколы, потому в семье никогда не было слепых и вообще проблемы со зрением обходили стороной род Буты.
Он увидел, как самоотверженно сражаются где-то в двухстах метрах, как именно туда стекаются французские кавалеристы. Если только что свалка была вокруг молодого сильного и удачливого калмыка, то сейчас его словно и не замечали, все стремились прочь, в новую свалку. А вокруг почти и не осталось соплеменников, многие были убиты, забирая порой и две жизни врага. Иные направлялись следом за французами, или оставались на месте, ожидая приказа и клича командиров на сбор.
Откинув в сторону пику, Бута взял лук и натянул тетиву. Соколиным зрением он посмотрел на наконечник стрелы, направленный на одного из французов и на выдохе спустил тетиву. Стрела устремилась вперед и уже через пару секунд француз, в которого и целился Бута, свалился. Калмыцкий воин почувствовал, как он посчитал, зов предков, их силу. Он стал разить из лука врага и каждый выстрел находил свою жертву.
— Чего встал? Вперед! — прокричал скачущий мимо казак.
Бута немного знал русский язык, понял, что потребовал казак. Но он пошел вперед не потому, что прозвучал приказ, он сам этого хотел, его вели предки. К неувядаемой славе. И вот это столпотворение. В стороне стреляли конные стрелки, звучали выстрелы револьверов, но уже намного реже, чем раньше. А вот у Буты было три десятка стрел, уже чуть больше двадцати, и он понимал, сколько много врагов может сразить.
Воин в очередной раз натянул тетиву, словно сроднился с луком, на скаку умудрился затаить дыхание… Тетива отправила стрелу в полет, но при этом оборвалась. Оборвалась и надежда воина прославить себя. Как же так… Теперь у него нет пики, нет лука, а сабля — это не то оружие, которым Бута хорошо владел. Но он целился и должен был попасть в какого-то важного врага, офицера.
* * *
Белоруссия. Западнее города Горки
18 сентября 1800 года.
Конная сеча была страшная. Я наблюдал за ней в бинокль и сердце билось чаще обычного. Да, погибают мои воины, сотни погибают, но держатся и похоже, что вот-вот и чаша весов склонится в нашу пользу.
— Отправьте меня! — взмолился Кантаков. — Ваше высокопревосходительство, дайте только один конный дивизион, или тачанки.
Я долго не отвечал. Прекрасно понимал Мишу, его эмоции. Сложно, очень наблюдать за битвой, иметь резерв, но не помогать своим, умирающим на поле боя.
— Если ты не успокоишься, я прикажу Карпу увести тебя! — сказал я, а Карп Милентьевич подобрался, готовый выполнить любой мой приказ.
Нужно выждать следующего удара со стороны противника. И только когда я пойму, что будет делать враг, я получу возможность использовать свои резервы. Много, очень много французов передо мной. Тройное превосходство может быть только нивелировано выходом французов на наши оборонительные рубежи. В обороне мы несокрушимы уже потому, что можем создать феноменальную плотность огня.
— Что происходит? — спросил я у офицера, отвечающего за связь.
Он задал вопрос флажками на воздушный шар, скоро пришел оттуда ответ.
— Маршал Ланн повел еще одну бригаду кавалерии, сейчас союзные войска, кавалерия, маневрируют прямо на поле боя, чтобы не допустить прорыва французов. Что приказать? — спрашивал офицер, впервые за время боя проявляя излишние эмоции.
— Ждем! — решительно ответил я.
Время для того, чтобы два батальона стрелков разместились на своих позициях на холмах, уже заканчивалось. Можно было давать приказ на отступление, чтобы французская конница устремилась следом и попала под перекрестный огонь. Но я ждал следующего шага противника.