Пришлось подтянуть к берегам Франции средиземноморскую эскадру Ушакова, даже скорее флот, и в таком составе вымпелов, что англичане просто опешили. Шестьдесят два линейных кораблей, да ещё и фрегаты, транспортники с десантом на борту. Более того, могла случится ситуация, когда оставшиеся французские пятнадцать линейных кораблей выступили бы на нашей стороне… А когда через Датские проливы прошла ещё и усиленная эскадра Балтийского флота в составе шестнадцати линейных кораблей, частью обшитых металлом, с пятью пароходофрегатами…
Но вот почему нельзя мирно собраться поговорить, без всей этой демонстрации силы? Впрочем, ничего такие учения провели, полезные. Флоту нужно почаще выходить из лужи, что Балтийским морем зовется. Мировой океан куда как больше.
А потом началась дипломатическая работа. Я был на её острие со стороны России. То ли от меня, то ли с чьей-то другой подачи, но я быстро получил прозвище «мсье нет». Опередив с этим прозвищем министра иностранных дел Советского Союза Громыко, которого называли «мистер нет».
В итоге, чего мы хотели, того и добились. И сейчас торжественной обстановке в тронном зале Зимнего Дворца подводился итог всей этой конференции.
Если кратко, то все участники войны против России должны были выплатить каждый свою сумму за ущерб, который нанёс Наполеон и его союзники западным пределам Российской империи. Естественно, при подсчёте ущерба я сильно округлял суммы. Но кто меня проверит? Если государь, так еще и наградит. Хотя чем награждать меня, я и сам теряюсь.
Наши войска, после пленения Наполеона и разоружения остатков его армии, вошли в Польшу. Как в иной реальности поляков пожалели, так и сейчас милость пролилась на них, вместо того, чтобы они сами кровь пролили. Я не настаивал на возмездии, имея на поляков свои виды и даже заигрывая с ними в дружбу. Ну а Павел Петрович какую-то непонятную для меня исключительную милость проявлял ко всему польскому.
Брать польские земли под русский контроль я не собирался. Вернее далеко не все. Мы взяли себе Люблин, Белосток ряд других земель буквально на двести вёрст западнее от Гродно и Бреста. Все участники конференции, а были также приглашены и австрийцы, и пруссаки, понимали, что то, что остаётся от Варшавского герцогства, самостоятельно существовать не может.
Так что, чтобы заключить дополнительные соглашения с австрийской империей, ей был вновь передан Краков, и территории почти что двести верст на юг до Варшавы. Сама же Варшава, как и другие территории на запад отошли к Пруссии. Я помнил, насколько Польша стала бомбой с часовым механизмом, заложенной под Российскую империю.
А также я и понимал, что нынешние российские спецслужбы, которые развиваются семимильными шагами, способны устроить весёлую жизнь как австрийцам, так и прусакам, организовывая поляков на сопротивление. Так что и выходило, что польские земли становились своего рода буферной зоной национальных интересов трёх держав.
Ну и пруссаки обязались в течение десяти лет выплачивать миллион рублей в год за подаренные польские земли. Австрийцы должны были выплачивать семьсот тысяч тоже десять лет. И это без того, что Пруссия участвовала в «компенсации на причинённый ущерб». Неплохая прибавка к российскому бюджету, учитывая, что у нас намечался серьёзный экономический кризис.
Франция становилась возвращалась к граница до начала французской революции, лишалась всех своих колоний в пользу России. Но мы забирали только американские колонии, остальное отдавали Англии. На карте Европы появилась Бельгия, восстановились Нидерланды, Священная Римская империя, но Итальянские государства оказывались под протекторатом России.
То есть в этом направлении Россия не так, чтобы и сильно поимела. Однако, взамен от Дании было потребовано предоставить Российской империи один из островов в Датских проливах для создания военно-морской базы. Пусть формально, но всё же Дания была союзницей Франции.
— Наше Величество повелевает отныне именовать светлейшего князя Михаила Михайловича Сперанского-Смоленского, а также покойного светлейшего князя Суворова-Италийского «Спасителями России», — провозгласил император Российской империи.
Вопреки протоколу, нормам и правила поведения, я взял за руку любимую жену, которая стояла рядом со мной и у которой слёзы наворачивались на глазах. Она смотрела на меня… Этот взгляд… Он был для меня даже важнее того, что только что сказал государь.
— Я люблю тебя, люблю наших детей. И всё будет у нас хорошо! — сказал я, и насколько только был способен нежно поцеловал руку любимой Катюши.