Грейвс помолчал.
— Не все сразу, дорогая фрау. Сначала важно убедиться, что он ошибочно внесен в списки убитых.
Он опять внимательно посмотрел ей в лицо. Ему показалось, что она только очень озадачена его словами, но не больше.
— Вам никогда не приходилось присутствовать при опознании убитых? — спросил он.
— Нет! Нет! Только не это! — с выражением неподдельного ужаса она закрыла лицо руками.
Он уговаривал ее целый час, то успокаивая, то приводя разные доводы. В конце концов он даже упрекнул ее в том, что она из одного только страха или отвращения не хочет пролить свет на судьбу ее сына.
Но и этот довод не подействовал на нее сразу.
Наконец она как-то внезапно решилась.
— Пойдемте, — сказала она и торопливо встала…
Пока вскрывали могилу, она стояла в стороне, держась очень прямо, но была очень бледна.
Когда все было готово, Грейвс попросил ее подойти.
Она подошла. Тихо шагнула и откинула со лба косынку.
— Ах, это он! Это, конечно, он! — воскликнула она и отшатнулась.
— Но посмотрите внимательно, — твердо сказал Грейвс. — Сколько я знаю, ваш сын был другого роста.
— Нет, нет, уведите меня скорее! Не мучайте меня!
И она ушла, дрожа от нервных слез, сопровождаемая комендантом Кнюшке.
Грейвс долго стоял в задумчивости.
— Нет, все-таки я не верю ей, — проговорил он и крикнул солдатам, чтобы они не зарывали могилу слишком тщательно. — Мне еще придется вернуться сюда, — добавил он.
Вскоре он сел в свой «опель» и к вечеру действительно вернулся на школьный двор с двумя молодцами из десантного батальона.
Эти не были так брезгливы и щепетильны, как фрау Клемме. Они внимательно обследовали труп, освещая его своими электрическими фонариками.
— К сожалению, это именно бедняга Курт, — сказал, вздыхая, один из них. — Никто другой не носил у нас таких ботинок. Вы только посмотрите, господин штурмбанфюрер, недаром ребята из нашего взвода шутили, что под сапогом Курта уместится вся Европа!
— Да, это он и никто другой, — подтвердил приятель. — Мы однажды обменялись с ним пряжками, и вот как раз эта пряжка теперь у него на ремне. Составляйте акт, господин штурмбанфюрер, мы готовы поручиться за свои показания.
Была уже ночь, когда Грейвс явился к коменданту Кнюшке и потребовал, чтобы немедленно были проведены облавы и приняты все необходимые меры для розысков пропавшего лейтенанта.
«Если в «могиле лейтенанта Клемме лежит «спасенный» лейтенант Курт Штольц, — думал он, — разве не логично предположить, что под видом «спасенного» Штольца скрывается сам Генрих Клемме?»
Несмотря на то что была уже ночь и что прошедший день был тяжелым и утомительным для Грейвса, он чувствовал прилив сил. Теперь, когда догадка перешла в непоколебимое убеждение, Грейвс вдруг увидел многое в новом свете. Мысль его работала напряженно. Обстоятельства, казавшиеся раньше незначительными и случайными, теперь приобрели существенное значение, соединялись в одну логическую цепь. И поведение доктора, и ночная переправа через реку упрямой его дочери, и заступничество фрау Клемме, и перемена в ее настроении, и то, что она с такой готовностью признала в убитом Штольце своего сына, вместо того чтобы получить надежду увидеть его живым, и, наконец, исчезновение этой русской «спасительницы», так глупо разрекламированной пропагандистами «нового» порядка, — все это предстало теперь перед Грейвсом в особом свете.
Однако вывод, который напрашивался при этом, был неумолимо обиден: он, Грейвс, в сущности остался в дураках. Нет сомненья, что они переправили Клемме за реку в одну из этих многочисленных прибрежных деревень, вероятно кишащих партизанами. Они, конечно, постараются перебросить его в тыл. Тогда все будет проиграно. Необходимо действовать точно, не теряя зря ни одной минуты. В конце концов, в его, Грейвса, руках есть люди, которые, несомненно, знают многое, если не все.
Грейвс принялся было за допросы, но они не дали ему ничего существенного. Доктор повторял все одно и то же, отлично используя то обстоятельство, что у Грейвса нет никаких доказательств причастности его и его дочери к судьбе исчезнувшего лейтенанта. Фрау Клемме, которой он пригрозил арестом, только плакала и негодовала. Дочь доктора вообще отказывалась что-либо говорить.
Обыск в квартире доктора тоже не дал Грейвсу ничего, кроме четырнадцати пачек русских сигарет «Друг». Но эта находка занимала одного только Кнюшке. Грейвса она злила. Он был уверен, что подлинный след исчезнувшего лейтенанта проходит именно здесь.
С упорством отчаяния штурмбанфюрер перебрал все до одной книги, перерыл рукописи и рецепты, переворошил все ящики стола. Наконец, в комнате дочери врача, в щели под подоконником, он обнаружил маленький томик со стихами Пушкина. Если бы эта книга не была спрятана, а стояла на полке вместе с другими книгами, он, наверное, не обратил бы на нее никакого внимания. Но теперь, тщательно рассматривая ее, он обнаружил между строчками чернильные знаки явно стенографического характера.