мир нашел устойчивую основу. Умиротворение.
– Ты даже близко не выглядишь таким нервным из–за встречи с моими родителями,
как вчера, переступая порог моего дома, – сказал Дилан, бросая короткий взгляд в мою
сторону, когда повернул на длинную полосу грязной дороги. – Почему так?
– Технически, я уже познакомился с твоими родителями. И вчера готовил себя к тому,
чтобы сдерживаться в случае, если Дерек в итоге оказался бы слишком дружелюбным.
Дилан рассмеялся на это и повернул налево, проезжая мимо почтового ящика в форме
двухэтажного, деревянного дома, что заставило меня оглянуться дважды. Деревья росли
плотно по бокам от нас, пока мы ехали по ухабистой, пыльной гравийной дорожке, а затем
Дилан сказал.
– Но, как ты уже видел, наши отношения исключительно платонические.
– Я одобряю.
– А если нет? Были бы соревнования по борьбе? Разрывали бы друг друга на части
ради моей симпатии?
– Тебе бы понравилось это, не так ли?
– Я бы посмотрел, – ответил он.
– А я–то думал, что ты просто хочешь, чтобы смотрели на тебя. Каждый день узнаю о
тебе много нового, Прескот.
Он рассмеялся, и когда деревья поредели, двухэтажный деревянный дом, точно такой
же, как и почтовый ящик, вырос перед нами, подчеркнутый неровной лестницей, идущей с
верхнего этажа, и радужным гамаком на двух человек. Место выглядело именно так, как я
ожидал от Прескотов. В зеленой глуши без соседей и в полной версии дома в стиле хижины.
Полная противоположность первозданному, мультимиллионому особняку моих родителей в
их закрытой общине в пригороде Чикаго.
Когда Дилан припарковался, и мы вышли, Солнышко открыла входную дверь и
широко помахала.
– Привет, мальчики! – сказала она, а затем подошла к перилам крыльца и перегнулась
через них, чтобы прокричать на задний двор. – Зигги, положи тяпку и иди поздоровайся со
своим сыном и его новым парнем.
Я бросил взгляд поверх машины на Дилана, который улыбался, при этом качая
головой.
– Не волнуйся, – усмехнулся я. – Моя мать постоянно говорит отцу то же самое. Тяпки
могут стать большой проблемой.
Дилан заливисто расхохотался, а затем приложил свою руку, чтобы прикрыть глаза,
пока следил за Солнышком. Я проследил за его взглядом, чтобы увидеть ее, бегущую к
ступенькам, и когда она добежала ее воздушное, раскрашенное в стиле батика сиреневое
платье приподнялось из–за ветра от места, где было стянуто под грудью, и заструилось вниз
по ее ногам и лодыжкам. Когда ее нога опустилась на ступеньку, я заметил, что она была
босиком, спускаясь быстро вниз, в восторге от того, что увидела своего мальчика, и меня
сразили чувства, которые были этим вызваны.
Насколько должно быть была комфортной такая безусловная любовь. Понимать, что
вне зависимости от того, что ты сделал, или кем был, все, что тебе нужно, это вернуться
домой и тебя примут. Вне зависимости от того, какой ты.
Дилану так повезло, и это многое объясняло о мужчине, которого я все больше
узнавал с каждым проходящим днем. Причина, по которой он был так открыт, так свободен с
самим собой, и настолько невероятно добрый и преданный. Это все было здесь. Сердце
Дилана сейчас стояло здесь перед нами с теплотой в глазах и, как я знал, с искренним
счастьем из–за нас в своем сердце.
– Ааах! Я так рада, что вы здесь, – сказала Солнышко, когда спустилась с лестницы.
Она переводила между нами взгляд, и ее улыбка была настолько полна любви, что клянусь я
мог почувствовать, как она исходит от нее, когда Солнышко подошла к нам с распахнутыми
объятиями. Ее длинные, светлые волосы были распущены, за исключением двух косичек по
обе стороны головы, которые скреплялись на затылке, а ее загорелая кожа делала образ,
несомненно, сияющим.
Солнышко Прескот была именно такой, как я ее представлял, и когда она закончила
обнимать своего сына и шагнула ко мне, я не мог не вернуть ей ответную теплую улыбку.
– Геркулес, – произнесла она, прежде чем сцепить руки на моей талии, чтобы обнять
меня в знак приветствия. Когда я вернул ей этот жест, я посмотрел поверх ее головы на
Дилана, который подмигивал мне. И в тот момент, как она ослабила объятия и отступила
назад, к нам вышел высокий мужчина в измазанной грязью майке и поношенных, джинсовый
шортах с потрепанными краями, вытирая ладони об свои ноги. Он был в шлепках и
широкополой шляпе, под которой красовались его длинные, черные волосы, и