— Лучше помереть, чем плохо помочь им, — сказал Яковенко, отправляя Смолина, — вот тебе и весь приказ.
Иных приказов Алексей не слыхал уже давно. Танки мотались с одного участка сузившегося под Ленинградом фронта на другой, отражали атаки немцев, совершали быстрые и отчаянные рейды по тылам противника — и всегда задание требовало: умереть, но сделать. В непрерывной смене опасных заданий и боёв Алексей утратил представление о том, что бывает на свете уют дома, сон в постели. И только порою удивлялся, что всё ещё жив и невредим.
Из темноты вынырнула чёрная тень. Алексей разглядел человека в штатском пальто, перетянутом пулемётными лентами, и в меховой шапке.
— А мы вас ждём, — сказал человек.
Голос его был старчески приветлив и гостеприимен, как будто никакой войны не было и Алексей приехал в гости.
Вторая чёрная тень, поменьше, появилась рядом. Свет звёзд отблескивал на стволе винтовки.
— Шура, — сказал старик, — проведи на позицию. Не знаю, так ли мы сделали.
Позицию выбрали удобно — сразу за крайним домом посёлка, в небольшом овражке. Укрытия были расположены умно, на хорошей дистанции одно от другого, но стенки были срезаны неправильно. Алексей указал командирам танков их места и вернулся к своей машине. Его товарищи уже взялись за лопаты, и Шура вместе с ними.
— Мы ведь не знали, как полагается. Мы всё ждали, ждали вас. Нам третий день обещают. Когда они прорвались к кладбищу и мы их оттуда выгнали, нам сказали, что танки уже идут, и мы заняли здесь оборону. Стали вам укрытия делать, а как — объяснить некому. У нас и гранат не было. Теперь завод выпускает. Теперь-то мы спокойны…
Звонкий голос Шуры был очень серьёзен. Ясно было, что паренёк преисполнен чувства ответственности.
— Сколько тебе лет, Шура? — спросил Алексей.
— А что?
— В каком ты классе?
— Ни в каком.
— Ты не в школе?
— Здравствуйте-пожалуйста, — прозвучал сердитый ответ. — За кого вы меня принимаете, товарищ командир?
Алексей смутился и промолчал, стараясь рассмотреть в темноте собеседника с мальчишеским голосом, но лица не было видно. Фигурка была маленькая, быстрая.
— Вы тоже в ополчении? — спросил Серёжа Пегов тем изысканно вежливым голосом, каким всегда обращался к девушкам.
— Боец заводского рабочего отряда!
Теперь уже было несомненно, что перед ними девушка, и Алексей не понимал, как он мог ошибиться. Присутствие девушки со звонким голоском волновало и смущало его, продолжать разговор после нелепого его начала было неловко. Но Шура отложила лопату, вскинула на плечо винтовку и рассмеялась не без кокетства:
— А вы и растерялись! — сказала она. — Меня часто за мальчишку принимают. Мне даже приятно.
Алексей пробормотал какое-то объяснение. Язык его был скован, ничего умного не приходило на ум.
Шура сказала, вылезая из укрытия:
— Как сможете, приходите в тот домишко чайку попить. Я пока самовар поставлю.
— Это ваш дом?
— Наш.
— Тут и воюете, возле своего дома?
Она усмехнулась.
— Это немцы возле нашего дома воюют. Мы бы рады подальше.
— Так вы, что же и в бою уже побывали? — спросил Алексей торопливо, желая задержать девушку.
— А я не знаю, бой это был или не бой, — ответила Шура. — Они как стали приближаться, во весь рост, даже кричали что-то… мы залегли в окоп и начали стрелять. А Куликов выполз вперёд навстречу танку и спрятался в яме, а когда танк подошёл, он вскочил и под гусеницы — бац! — целую связку гранат. И танк испортился. А потом Аверкиев и Настя Сулимова подтащили пулемёт, и пошли косить! Они тоже стреляли, а потом побежали назад. А потом снова всё сначала, — и опять их прогнали. Тогда они начали бить из пушек. Вот сейчас тихо, а всё время снаряды рвались. Это что, по-вашему, — бой?
— И удачный бой! — сказал Алексей. — Вы тоже стреляли?
— Стреляла. — Она подумала. — Я не хвастаю, я много стреляла. Но мне совсем не нравится. Зачем всё это выдумали только!
— А что же делать, если они напали?
— Это я понимаю. Я не о том… Может быть, после этой войны не будет больше войн, как вы думаете?
В её голосе звучала такая страстная надежда, что Алексей коротко ответил:
— Будем надеяться.