— Сюда-а-а-а-а!..
Совершенно забыв о высоте, Мария свободно побежала по скату крыши и подкинула ближайшую зажигательную бомбу ногой, как подкидывают футбольный мяч. Бомба сорвалась с крыши и полетела вниз, оставляя за собою огненный хвост. Женский голос со двора звонко крикнул:
— Хорош!
Вторую бомбу Мария схватила рукою в рукавице и сбросила вслед за первою. И сама удивилась, до чего просто у неё это вышло, совсем как на учебной тренировке. Но по кровле уже растекалась горящая лава, и Мария стала забрасывать её песком, для верности притаптывая ногой.
Ещё несколько костров пылало в разных местах. Людей на крыше было уже много, человек шесть или восемь, и третью бомбу Марии не удалось сбросить, её перехватила чья-то рука, Мария только помогла тушить пламя и смутно угадала, что рядом с нею бухгалтер Клячкин, тот, что отказывался дежурить.
— Вот я тебя! Вот я тебя! — выкрикивал Клячкин, притаптывая песок и бешено вращая испуганными глазами.
Оранжевый слепящий свет сменился темнотой. Лишь на секунду вспыхивали и сразу погасали под песком последние струйки огня.
— Четырнадцать штук было, я сосчитала! — кричала Тимошкина. — Вот здорово справились!
— Я три штуки прикончила! — хвасталась Зоя Плетнёва.
Взволнованные пережитым и обрадованные успехом, люди уже не обращали внимания на прерывистый гул чужих самолётов и продолжающуюся стрельбу зениток.
И вдруг Зоя Плетнёва узнала Клячкина.
— А вы чего припёрлись, товарищ Клячкин? — с гневом закричала она, наступая на бухгалтера. — Как дежурить — нет его, а бомбы тушить — пожалуйста! Прибежал! Могли не беспокоиться, без вас справились бы!
— Ну, что там считаться, — примирительно сказала Мария, хотя и ей было досадно, что Клячкин разделил с ними славу успеха. «Однако четырнадцать штук было! — подумала она. — Не зря учились, готовились… То-то Сизов порадуется!..»
В это время со двора закричали:
— На крыше! Эй-эй, на крыше! Огонь в четвёртом!
Люди находились в таком возбуждённом состоянии, что новая беда испугала их сильнее, чем незадолго перед тем бомбы. А Мария с отчаянием вспомнила, что она — начальник, и ей следовало хорошенько осмотреться вместо того, чтобы легкомысленно радоваться. Она побежала вниз, на чердак, услыхала за собою топот многих ног, сообразила, что всем бежать нельзя, остановилась и закричала не своим, грубым голосом:
— Куда?! Постовые — назад! Порядка не знаете?! Тимошкина, на пост! Плетнёва — вниз, подать шланги!
Пламя освещало угол чердака. Бомба пробила и крышу, и чердачное перекрытие, застряла в нём и разбрызгала струи огня, охватившие деревянные балки и проникшие в комнату четвёртого этажа.
— Огнетушители! Огнетушители давай! Песку, побольше песку! Лопатами кидай! Где лопаты? Слушать команду! Не толпиться! Лопатами кидай!
Мария распоряжалась, внешне почти спокойная, но в мозгу билась жалобная мысль: господи, хоть бы Сизов вернулся, ведь это пожар, настоящий пожар..
Когда она направила в основание пламени пенную струю из огнетушителя, её ошеломило новое подозрение: а вдруг ещё где-нибудь недосмотрели?. Не поверив, что может обрушиться на неё такая напасть, она всё-таки послала двух бойцов осмотреться на чердаке и на крыше. Одним из этих бойцов был Клячкин. Он неохотно оторвался от людей, но почти сразу же прибежал назад с трясущимися губами.
— В антресоли горит! — кричал он ещё издали. — Товарищ Смолина, в антресоли горит!
Мария сначала не поняла, что он называет антресолями, а когда увидела, в чём дело, у неё перехватило дыхание.
Дом был старый, с запутанными и неудобными чердаками и лестницами, с различными хозяйственными достройками, сделанными, как бог на душу положит. Часть чердака была издавна отведена под надстройку, где устроили несколько комнатушек. Между крышей и потолком этой надстройки позднее проложили трубы парового отопления. Зажигательная бомба, пробив крышу, застряла между трубами и подожгла стропила и настил. Задыхаясь в тесноте, огонь расползался, высылая вперёд клубы густого дыма.
— К телефону, вызывайте пожарную команду! — крикнула Мария Клячкину. — Да скажите Плетнёвой, пусть подаёт шланги сюда!
Она заставила себя приказывать ровным, неторопливым голосом. Размеры беды были настолько велики, что требовалось полное хладнокровие. «Одна! Одна! Хоть бы Сизов вернулся!» Мысль мелькнула, не задерживаясь. Мария негромко приказала: