— А, Николай Ильич приехал? Садись, — сказал Василий Степанович, подвигаясь и освобождая место рядом с собою. — Как съездил?
— Все в порядке.
— Ничего срочного нет? Калач не сдан? Райотделение эвакуировано? Тогда устраивайся, обещанных семи часов не могу дать, а часик-два соснешь. Утром доложишь и напишешь…
Прошин достал откуда-то темный флакон, вытряхнул на ладонь таблетку и привычным движением забросил ее в рот. Наумов знал, что эти таблетки Василий Степанович всегда глотает, когда нужно утишить головную боль.
Не прошло и часа, немцы опять начали бомбить город. Одна бомба упала на самый берег Волги; взрывная волна ударила в ворота, закрывающие вход в убежище; послышались крик и ругань. Снова зашевелился, засуетился человеческий муравейник.
Но только непосвященный человек мог принять эту беготню и суету за беспорядочное движение. На самом деле каждый участник знал свои обязанности, в меру своих сил и возможностей выполнял их, думая только о том, чтобы выстоять, не допустить фашистов к священной русской реке, матушке-Волге, до которой оставалось несколько метров.
VI
Эта сложная игра с абвером — немецкой военной разведкой — началась в один из июньских дней сорок второго года.
Старший лейтенант госбезопасности Борис Константинович Поль в тот день возвратился из Урюпинска, куда выезжал по делам службы, и пришел на работу пораньше, чтобы подготовиться к докладу начальнику управления о результатах командировки.
Едва он успел войти в кабинет, раздался звонок телефона. Начальник Нижнечирского районного отделения НКВД Лебедев доложил условными выражениями, что к нему пришел неизвестный в форме лейтенанта Красной Армии, называет себя агентом германской военной разведки.
Борис Константинович дал указание обезоружить «лейтенанта» и ждать его приезда. Тут же зашел к Прошину.
— Прежде всего выясните, как и с кем он заброшен, — сказал Прошин. — Если не один, примите срочные меры к задержанию напарников.
— Я понял, Василий Степанович.
— Поезжайте.
В станицу Нижнечирскую Поль приехал в полдень. Жарко палило солнце, по станице лениво бродили собаки, высунув красные языки; в дорожной пыли «купались» куры. Станица казалась вымершей — на улицах ни единого человека.
В райотделении был один вахтер, который, как видно позабыв обо всем на свете, читал «Собаку Баскервилей» Конан Дойля.
Когда хлопнула дверь, вахтер испуганно вздрогнул и, увидев вошедшего старшего лейтенанта госбезопасности, вытянулся в смущении.
— Здравствуйте. Где начальник?
— Пошел пообедать, — ответил вахтер, одергивая помятую, вылинявшую гимнастерку.
— Давно?
— Вот-вот будет.
— Как дела? — спросил Поль.
— Да ничего, — сказал вахтер, деревенский парень, в предвоенном году отслуживший действительную.
В его светло-голубых ясных глазах мерцала лукавинка.
— Вы чему-то улыбаетесь? — спросил Поль, закуривая.
— Тут такие дела… Вчера в эту же вот пору заходит лейтенант. Говорит: «Мне нужен начальник». — «Зачем?» — спрашиваю. «Есть срочное дело», — отвечает он. Я говорю: «Какое еще срочное дело, начальник не спал три ночи, не стану будить по пустякам. Приходите, — говорю, — часа через четыре». А он, паразит, такой настырный. Сам разыскал квартиру начальника.
— Кто же он?
— Сказывают, немецкий шпион. Вишь, ему не терпелось сдаться.
— Может быть, и так, — многозначительно проговорил Борис Константинович.
Приход начальника районного отделения прервал занимательную беседу.
Прошли в кабинет, Лебедев открыл зарешеченное окно, закурили. Поль и Лебедев были давно знакомы, их отношения были свободны от официальности.
— Где твой шпион? — спросил Поль и улыбнулся, вспомнив рассказ вахтера.
— Вон, в кабинете оперативного работника.
— Оружие отобрали?
— Да, он сдал без сопротивления.
— Ампулу с ядом изъяли?
— Нет.
— Ну, давай поговорим с ним.
Лебедев позвонил по телефону, и через минуту в кабинет в сопровождении сержанта госбезопасности вошел высокий, стройный лейтенант, внешне похожий на кавказца.
Борис Константинович подошел к нему, прощупал ворот гимнастерки, куда обычно вшивалась ампула с ядом. Он не ошибся: ампула была на месте. Ее тут же изъяли, подпоров воротник. Незнакомца еще раз обыскали.
— Садитесь, лейтенант, — предложил Поль, рассматривая его бледное лицо, смоляные волнистые волосы; беспокойно бегающие, вопрошающие глаза были глубоко посажены и затенены полукружиями густых бровей. Лейтенант не спеша сел.