Когда немного рассвело, в оконных проемах стали различаться силуэты немцев. Они выставили пулеметы, разглядывали в бинокль переправу, левый берег, откуда под покровом ночи переправлялись на правый берег гвардейцы.
Со двора пивзавода, находящегося севернее позиции группы Ромашкова, донесся одиночный артиллерийский залп. Это был сигнал к наступлению.
Чекисты открыли огонь из автоматов по окнам нежилого помещения, послышались стоны и ругань. Тут же по дому были произведены залпы из противотанковых пушек, только что захваченных бойцами отряда Петракова у противника. Обвалился потолок, дом загорелся.
Немцы, очевидно не ожидавшие столь дерзкого нападения, в панике выпрыгивали из окон первого и даже второго этажей, пытались спастись, но немногим удалось это: Ромашков, Кочергин и Сердюков встречали непрошеных гостей дружным огнем из автоматов.
Через несколько минут на помощь засевшим в доме фашистам подошло подкрепление. Пули свистели над головами чекистов.
Вот застонал Ромашков, ухватившись за плечо; разорванный в клочья рукав фуфайки набухал кровью; лейтенант вынужден был уйти на перевязку.
Кочергин и Сердюков продолжали бой. Немцы вели стрельбу с чердака и верхних этажей. Валентин Александрович зло выругался.
— Что с тобою? — с тревогой спросил Кочергин.
— Пуля — прямо в приклад, разбило к чертовой бабушке!
— Сам-то цел?
— А ты думаешь, мертвец с тобой говорит? — известный шутник и весельчак Сердюков даже в этих условиях не терял чувства юмора. Сотрудники любили Валентина Александровича за веселый нрав: он был всегда спокоен и уравновешен, не злился, не выходил из себя; у него всегда была наготове острая шутка, если надо было утешить удрученного жизненными заботами товарища.
Немцы выпустили несколько мин, но Кочергин и Сердюков были надежно укрыты между кирпичными развалинами.
— Ах, гады, смотри! — Сердюков показал рукой влево, откуда прямо на них ползли фашисты.
— Сколько их?
— Кажется, трое.
— Бросай гранаты!
Четыре гранаты одна за другой разорвались возле немцев, враги были убиты.
Кочергин и Сердюков наблюдали за окнами Госбанка, где укрывались фашисты, и стреляли, как только появлялись в них фигуры врагов. Теперь у чекистов на двоих был один автомат и шесть гранат.
Кочергин так увлекся боем, что не сразу заметил: Сердюков перестал подсказывать ему, по какому окну надо бить.
— Валентин, чего молчишь? — спросил Кочергин, опомнившись. Ответа не было.
Алексей Дмитриевич подполз к Сердюкову, тот был уже мертв: разрывная пуля попала в правый глаз.
Алексей Дмитриевич лег рядом с погибшим товарищем и стрелял по врагам, пока не кончились патроны. Одна мысль была в голове — как можно больше уничтожить фашистов, отомстить за товарища, за оскверненную родную землю.
Когда патроны были уже на исходе, струя горячего воздуха обожгла висок, слетела каска, теплая и липкая кровь потекла по щеке. Силы покидали Кочергина; теряя сознание, он дополз до края обрыва и скатился вниз. Подоспевшие санитары подхватили его на руки и унесли в медпункт…
Группа, в которую входили Петраков и Поль, сосредоточила усилия на обеспечении безопасности переправы, имевшей неоценимое значение для защитников города.
К тому времени немецко-фашистские войска вышли к Волге у южной и северной городских окраин; с запада Сталинград блокировала 6-я армия Паулюса. Речные переправы оставались хотя и опасным и не совсем надежным из-за постоянного артиллерийского обстрела и бомбежек, но единственным путем, по которому в осажденный город шли войска, военная техника, оружие, боеприпасы и продовольствие. Лишившись переправ, защитники Сталинграда оказались бы в полной изоляции, а командный пункт управления — под угрозой захвата. В городе вели упорные бои подразделения 10-й дивизии войск НКВД полковника Сараева. Именно через Центральную переправу переходила на правый берег 13-я гвардейская дивизия генерала Родимцева.
Кто-то из бойцов доложил Петракову, что группа немецких автоматчиков численностью до семидесяти человек по балке короткими перебежками продвигается к переправе.
С криком «ура!» чекисты бросились в атаку.
Позднее стало известно, что небольшой отряд Петракова отбил наступление трехсот гитлеровских головорезов, вооруженных автоматами и легкими минометами.