Убедившись в том, что перед ним те люди, с которыми он должен был встретиться, старшина вздохнул с облегчением.
— Я к вам с письмом от Валерия Риттенштейна, — сказал неизвестный.
Прошин и Поль удивленно переглянулись: ведь у немцев настоящей фамилии Риттенштейна не знают, он числится там как Пауль Ределис.
— Не удивляйтесь. Мы с Валерием старые приятели, вместе учились в военно-пехотном училище и служили в Прибалтике, в один день попали в плен, на какое-то время наши пути расходились, а потом вновь сошлись в Варшавской разведывательной школе… В околыше вот этой фуражки заделано послание от Риттенштейна. — Старшина снял с головы фуражку и показал, где находится письмо.
Борис Константинович достал из кармана перочинный ножичек, распорол околыш и достал листки тонкой бумаги, исписанные мельчайшим почерком. Никаких сомнений не было: это послание от лейтенанта Риттенштейна.
— Без подделки? — спросил старшина.
— Хорошо, — сказал Прошин, оставляя его вопрос без ответа: его раздражала самоуверенность неизвестного.
— Назовите себя, расскажите, как вы очутились здесь.
— Я Русин Герман Михайлович, в прошлую ночь выброшен с парашютами с немецкого самолета в районе села Заплавное.
— Кто заброшен вместе с вами?
— Еще четыре человека. Мы должны встретиться сегодня в двадцать часов на берегу Ахтубы, напротив станции Средняя Ахтуба.
Русин назвал шпионские клички — фамилий не знал — и внешние приметы напарников.
— С каким заданием прибыли?
— Главное — в нескольких местах взорвать полотно железной дороги и станционные сооружения.
— А не главное, попутное задание?
— Выяснить, осуществляются ли перевозки по Волге, какие грузы идут.
— Как вооружены агенты? — спросил Поль, до этого внимательно наблюдавший за поведением Русина. «Видимо, считает, что доставленное им письмо Риттенштейна послужит ему индульгенцией, снимающей все грехи, потому и ведет себя так уверенно», — подумал он.
— Два человека вооружены советскими автоматами, остальные — пистолетами. Прошу прощения, забыл. Вот здесь, — Русин осторожно дотронулся до воротничка гимнастерки, — зашита ампула с ядом. Начальник школы ротмистр Марвиц говорил, что яд испытан, убивает наверняка и безболезненно, — сказал Русин с иронией.
Борис Константинович подпорол воротничок и изъял ампулу.
— Как себя чувствует Риттенштейн? — спросил Прошин, хотя в голове его уже роились мысли — как лучше организовать задержание шпионов.
— Прекрасно! Ротмистр Марвиц ставит его в пример другим. Но Валерий — не холуй, он настоящий советский патриот. Я ему верю, как себе. Это он научил меня, как явиться с повинной. Говорит, мое письмо будет для тебя верным пропуском.
— Вы согласны помочь нам в задержании диверсантов? — спросил Поль.
— Да, конечно.
— Не струсите?
— Чего же мне бояться в своем отечестве? — улыбаясь, проговорил Русин.
Вечером место предполагаемой встречи агентов было незаметно оцеплено группами бойцов истребительного отряда во главе с оперативными работниками управления НКВД. Русин находился в составе группы, в которой были Прошин и Поль, руководившие операцией. Они укрылись в придорожных кустах и наблюдали за подходами к Ахтубе.
В начале девятого появились агенты Немов и Греков. Так их назвал Русин.
— Вон тот высокий, здоровый — Греков, — шептал Русин. — Он за старшего, ох и гад! В Польше вместе с эсэсовцами ездил по селам, собирал и отправлял в Освенцим евреев…
Было решено так: всех диверсантов пропустить к реке, а затем окружить и потребовать сдаться. Через плотное кольцо им не прорваться, а впереди — река, за ней тоже засада.
Показались еще двое — Зайцев и Андреев, они шли не спеша, о чем-то спокойно разговаривали, не подозревая об опасности.
Борис Константинович по цепочке передал команду — стягивать кольцо. И когда подошли близко к берегу, увидели шпионов: те стояли и совещались о чем-то.
— Вы окружены, — прокричал Поль, — предлагаем сдаться без сопротивления! В противном случае все вы будете уничтожены.
В ответ послышались ругань и автоматная очередь, потом одиночный выстрел. Вскоре на тропе показались Немов, Зайцев и Андреев с поднятыми руками.
— А где четвертый? — спросил Прошин, когда шпионы приблизились и бросили оружие.
— Там, — Немов кивнул в сторону реки, — он мертвый, я пристрелил его: живым он все равно не сдался бы, но могли быть жертвы.