Я захлопал глазами.
– А не на рабство?
Рахиль отрицательно покачала головой.
– В те времена наказывали не только тем, что продавали в рабство, но и карали физически. Даже смертью, причем, довольно-таки часто, преступника умерщвляли очень варварскими способами. Но Тиберий, будучи наместником, решил, что это слишком суровое наказание для бунтовщика. Поэтому он смягчил приговор, приказав преступника лишь бичевать, а потом отпустить. Мне кажется, это было очень разумным решением. Ведь иначе, этот Иешуа стал бы мучеником, и одни только боги знают, что произошло бы потом. А так христиане постепенно отошли от него, и очень скоро течение распалось... Базилий, можешь подавать следующее блюдо!
Я с интересом приглядывался, как Базилий выполняет приказ. Оказалось, что подает он жаворонков с оливками! Мне это понравилось не только потому, что я обожаю это кушанье. «Простой ужин» оказался куда более изысканным, чем прием для нас с дядей вчера вечером.
Дела шли все лучше и лучше.
– Рахиль, ты можешь мне кое-что сказать? – спросил я. – Мне казалось, что ты тоже иудейка.
– Естественно, что это так.
– Вот это меня несколько и удивляет, – признался я честно. – Мне казалось, что иудеи верят только в единственного бога – Яхве.
– Так оно и есть, Юл.
– Но... – заколебался я. Мне так не хотелось испортить того, что, быть может, рождалось сейчас между нами, но любопытство побеждало. – Ведь ты сказала «боги». Разве это не противоречит твоей вере?
– Нисколько, – ответила она очень спокойно. – Наш великий пророк Моисей принес нам заповеди Яхве с вершины большой горы, в этом нет никаких сомнений. Первая же заповедь гласит: «Да не будет у тебя других богов пред лицем моим»* [Исход, 20:3]. Понял? Яхве наш первый бог. Перед ним нет никого. Обо всем этом сказано в книгах наших раввинов.
– И вы их слушаете?
Она задумалась.
– В каком-то смысле, да. Юл, мы традиционалисты. Ведем себя согласно традиций, а раввинские книги их только поясняют.
Рахиль уже не кушала; я тоже перестал есть и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке.
Она не отодвинулась, но нельзя сказать, что и отреагировала благосклонно. Через какое-то время, не глядя на меня, она сказала:
– Существует, например, такая иудейская традиция, чтобы женщина до свадьбы оставалась девственницей.
Моя рука улетучилась сама, без всякого приказа с моей стороны.
– Да?
– Раввинские книги лишь уточняют все эти дела. Говорят, что в течение первого часа каждой ночи на страже у двери комнаты незамужней женщины должен стоять сам хозяин дома, но если его нет в живых, это делает самый доверенный невольник.
– Понятно, – сказал я. – Так у тебя до сих пор еще не было мужчины, правда?
– Еще нет, – ответила Рахиль и снова взялась за еду.
Я тоже не был еще женат, хотя, говоря честно, и девочкой меня не назовешь. Но дело было в том, что жизнь автора научных романов трудно считать финансово стабильной; опять же, я еще не нашел женщину, с которой хотел бы связать жизнь... Если цитировать Рахиль, я считал, что «еще нет».
Я пытался не думать об этом. Ясно было одно, если раньше моя финансовая ситуация была деликатная, то теперь она превратилась в трагическую.
На следующее утро я размышлял о том, чем заняться в течение всего дня, но решение за меня приняла Рахиль. Она ожидала в атриуме.
– Садись рядом, Юл, – сказала она, указывая на лавку. – Я долго не могла заснуть, размышляла, и думаю, что у меня для тебя кое-что имеется. Представим, что этого Иешуа все-таки казнили...
Не такого приветствия я ожидал, ни на мгновение все темы вчерашнего разговора не напоминали мне о себе этим утром. Но я с удовольствием сел рядом с девушкой в прелестном садике, под смягченными защитой лучами утреннего солнца.
– Так что? – сказал я не совсем внимая ее словам и целуя руку Рахили в знак приветствия. Руку она отняла не сразу.
– Эта идея дает парочку интересных возможностей развития действия. Понимаешь, Иешуа становится мучеником. Я могу хорошо представить, что в таких обстоятельствах христиане создали бы гораздо более сильное движение. Оно даже могло иметь существенное значение. В те времена в Иудее постоянно царило замешательство – время от времени появлялись пророчества и слухи о мессиях, о каких-то изменениях в обществе. Христиане могли бы даже стать самой важной силой в Иудее и захватить там власть.
Я попытался быть тактичным.
– Не удивляюсь, что ты так гордишься предками, Рахиль. Но, по сути, какая в том разница? – По-видимому, такта все же было маловато. Она повернулась ко мне, и я заметил, как ее брови начали сурово морщиться. Тогда я стал думать быстрее и обратился к защитной тактике: – А с другой стороны, почему бы не предположить, что его теория вышла за границы Иудеи?
Морщинка все же появилась, но выражая, скорее, удивление, а не гнев.
– Как это понять: за границы Иудеи?
– Ну, представим, что эта иудейско-христианская... как ее назвать? Философия? Религия?
– Мне кажется, что это, понемногу, и то, и другое.
– Значит, религиозная философия. Допустим, что она распространилась по всему миру, а не только в Иудее. Вот это могло бы стать интересным.
– Так ведь ничего подобного не произо...
– Рахиль, Рахиль, – нежно сказал я, ложа палец ей на губы. – Мы же говорим о том, что было бы, если бы... Помнишь? Каждый автор научных романов имеет право на свою большую ложь. Скажем так: это мой обман, моя ложь. Допустим, этот христиано-иудаизм стал мировой религией. Ей поддался даже Рим. Возможно даже, что Город станет местом для... ну, как его... синедриона христиано-иудеев. И что тогда произойдет?
– А уж это ты мне скажи, – ответила она, наполовину подозрительно, наполовину с интересом.
– Нууу, тогда... – начал я, напрягая воображение опытного автора научных романов. – Тогда может возникнуть ситуация, которую ты описывала, рассказывая о древней истории Иудеи. Возможно, что весь мир разделился бы на секты и направления, сражающиеся друг с другом.
– В войнах? – недоверчиво спросила она.
– В больших войнах. А почему бы и нет? Ведь нечто подобное уже было в Иудее, правда? И сражения продолжались бы все время, вплоть до наших дней. Ведь, в конце концов, это Пакс Романум удерживает весь мир в единстве уже более двух тысяч лет. А без этого... без этого... – продолжал я все быстрее, делая в памяти заметки того, о чем говорю, – все племена Европы превратились бы в независимые города-государства. Как греческие, только крупнее. И сильнее. И они бы дрались: франки против виков с севера, против бельгов, против кельтов...
Рахиль покачала головой.
– Люди не были бы настолько глупыми, – заметила она.
– Откуда ты знаешь? Так или иначе, это всего лишь научный роман, дорогая. – Тут я не замолчал, чтобы поглядеть, как она отреагирует на это «дорогая». Я упрямо шел дальше, оценив и ее замечание: – Люди будут такими глупыми, какими я их придумаю... до тех пор, пока читатели сами будут принимать это условие. Но ты еще не услыхала от меня самого интересного. Скажем так, эти иудейские христиане будут очень серьезно относиться к своей религии. Они ничего не станут делать без воли своего бога. Сказанное Яхве и сейчас является законом, что бы не произошло. Ты понимаешь? Это значит, что их совершенно не интересовали бы, к примеру, научные открытия.
– Тут ты пересолил! – внезапно обидевшись, перебила она меня. – Или ты считаешь, что мы, иудеи, не интересуемся наукой? Я? Или дядя Сэм? А ведь мы наверняка иудеи!