Николь надеялась незаметно проскочить в комнату для прислуги и попросить Хильду, горничную, убраться у нее. Конечно, проще было бы позвонить по телефону, но в комнате Николь неделю назад испортился провод, и она никак не могла сообщить об этом.
Но затея Николь с треском провалилась. Когда она на цыпочках кралась мимо спальни матери, дверь вдруг распахнулась, и на пороге возникла Вайолет в нежно-розовом шелковом халате. При виде дочери ее прекрасное личико омрачилось.
– Куда ты собралась в таком виде, хотела бы я знать? – сурово спросила она.
У Вайолет был повод для возмущения. Облик Николь в самом деле не отличался особой изысканностью. На ней были пижамные штаны, которые стали ей коротки года три назад, и футболка с жирным пятном на животе. Длинные волосы девушки были завязаны в небрежный хвост. А на ногах, увы, совсем ничего не было.
– Я к Хильде, – сказала Николь, опустив глаза. – Попросить ее прибраться…
– Неужели прислугу нельзя вызвать по телефону? – поморщилась Вайолет.
Она напрасно пыталась привить Николь манеры девушки из богатой семьи. Дочь упорно сопротивлялась благотворному влиянию.
– У меня телефон не работает, – еле слышно пробормотала девушка.
Вайолет картинно вздохнула. Несмотря на то, что двадцать лет назад она родила это невыносимое создание, ей с трудом верилось, что Николь – ее родная дочь.
– Я распоряжусь, тебе его завтра отремонтируют, – сказала она холодно. – И не ходи босиком по дому.
Считая, что на этом ее материнская миссия успешно завершена, Вайолет вернулась в спальню. Николь продолжила свой путь. Она лишь краешком глаза успела увидеть нежно-персиковое убранство в комнате матери. Зная Вайолет, она не сомневалась в том, что ее спальня представляет собой сочетание всего самого красивого и изысканного, что можно было достать за деньги.
Обстановка в комнате самой Николь не менялась с тех пор, как умер отец. Но девушка не возражала. Разве не она в свое время настояла на том, чтобы ее комнату оставили в первозданном виде? И если Вайолет упустила из виду тот факт, что Николь уже не одиннадцать, а двадцать… Что ж, не она будет ей об этом напоминать!
Поговорив с Хильдой, Николь отправилась обратно. Она не любила задерживаться в этой половине дома. Здесь все было чужим. Прислуга относилась к Николь с добродушным равнодушием. Ее жалели, но чуть-чуть презирали, а Николь никогда не могла поставить горничных на место. Впрочем, она к этому и не стремилась. Единственное, чего ей хотелось, это чтобы ее оставили в покое.
Николь считала, что у нее есть все, что нужно для счастья – отдельная комната подальше от матери, телевизор, видеомагнитофон и отличная коллекция любимых фильмов, которую начал собирать еще ее отец. Она почти не покидала пределы дома, за исключением тех дней, когда посещала занятия в университете.
Училась Николь с огромным удовольствием. Она изучала курс американской литературы и была лучшей студенткой в группе, да и на курсе, пожалуй, тоже. Преподаватели восхищались ею и прочили ей большое будущее. Но популярностью среди сокурсников девушка не пользовалась. Слишком замкнутая и привыкшая к одиночеству, Николь Аркетт казалась другим студентам гордячкой и задавакой. Все удивлялись тому, что при ее-то деньгах и способностях она училась в местном университете, а не в каком-нибудь Гарварде или Йеле!
Все знали, что Гарольд Спенсер, отчим Николь, очень богатый человек. Он владел четырьмя популярными телеканалами, множеством мелких и крупных газет и журналов. Сам медиамагнат Руперт Мердок как-то назвал компанию Спенсера многообещающей. А мать Николь, как было известно всем в городе, унаследовала от мужа Аркетт ТВ и солидный капитал. К зданию университета Николь подвозил неповоротливый бронированный «роллс-ройс», за рулем которого сидел личный шофер.
Когда Николь только начала учиться, она была самой популярной девушкой университета. Все стремились познакомиться с ней, и бедная Николь терялась каждый раз, когда в перерыве к ней подходили очередные ослепительные красотки или мускулистые парни. Секрет такого внимания раскрывался очень просто – все были не прочь посредством Николь завязать знакомство с Гарольдом Спенсером. Мечтающие о карьере на телевидении преследовали Николь Аркетт с упорством маньяков, и вскоре девушка стала сторониться и тех, кто хотел использовать ее, и тех, кто искренне желал с ней подружиться.
Понятно, что к концу первого семестра Николь Аркетт приобрела репутацию высокомерной зазнайки, которая считает ниже своего достоинства общаться с простыми людьми. Вокруг Николь образовался вакуум. С ней едва здоровались, ее в упор не замечали. Одно время девушка даже подумывала о том, чтобы перейти в другой университет, но побоялась просить мать о чем-либо. Ведь Вайолет очень не любила, когда Николь беспокоила ее по пустякам…
Окольными путями Николь вернулась в свою комнату. Она слышала, как хлопнула входная дверь, и поняла, что Гарольд пришел с работы. Попадаться на глаза отчиму Николь хотелось меньше всего. Если Вайолет была шокирована ее внешним видом, то уж Гарольд, с его изысканным вкусом и любовью к прекрасному, точно упадет в обморок.
В своей комнате Николь задержалась на пороге. Ее рука привычно потянулась к выключателю с правой стороны, однако включать верхний свет она не торопилась. Она вообще предпочитала полумрак. Яркий свет люстры был слишком беспощаден к ее жилищу. Он подчеркивал все недостатки старой комнаты: и потертую обивку дивана со сломанными пружинами, и облезлые обои, и треснувшую стеклянную дверцу маленького шкафчика, где Николь хранила свои любимые видеокассеты. Пожалуй, если бы ее однокурсники хоть раз побывали у нее в гостях, они бы поостереглись называть ее важничающей богачкой…
Николь все-таки щелкнула выключателем и принялась готовиться ко сну. Раз уж ничего путного сегодня не получилось, она ляжет спать пораньше, чтобы как следует отдохнуть перед завтрашним тестом по творчеству Эдгара По.
Гарольд Спенсер скинул пальто из тонкой верблюжьей шерсти и стремительно прошел в спальню Вайолет. Вид жены, сидящей перед большим зеркалом и старательно разглаживающей мелкие морщинки на лбу, подействовал на него успокаивающе. Может быть, еще не все потеряно. Вдруг у Вайолет появится парочка свежих идей. Маловероятно, конечно, но кто знает…
– Привет, Гарольд, – сказала Вайолет, не поворачивая головы.
Она знала, кто потревожил ее. Только один человек имел право свободно заходить в ее покои. Ее второй муж, Гарольд Спенсер. Это был невысокий, начинающий полнеть мужчина с редкими, аккуратно зачесанными назад темными волосами. Его утомленное лицо еще хранило остатки красоты, которая когда-то свела с ума Вайолет Аркетт, но годы напряженной работы отнюдь не добавили ему привлекательности. Все признавали, что семейная жизнь с Вайолет не пошла Гарольду на пользу.
Вайолет, наоборот, была свежа и хороша. Она берегла свою красоту как величайшее сокровище и тайком от всех, кроме мужа, который оплачивал многочисленные счета, пользовалась услугами пластического хирурга. Разве иначе она могла бы выглядеть ровесницей своей двадцатилетней дочери? Хотя все говорили, что сравнивать Николь и Вайолет просто глупо. Рядом со своей очаровательной матерью девушка казалась дурнушкой.
Гарольд подошел к жене и поцеловал ее в плечо. На него повеяло легким ароматом ее любимых духов. Женщина чуть дернулась. Она ненавидела, когда ее тревожили во время массажа.
– Как дела? – спросила она ради приличия.
– Хуже не бывает, – вздохнул Гарольд.
Вайолет насторожилась. Гарольд был решительным и умным бизнесменом и никогда не впадал в панику, и уж если он признавался, что дела плохи…
– Новый журнал, в который я всадил огромную сумму, похоже, провалился, – сухо рассказывал Гарольд. – «Дэйли Морнинг» и «Уикенд» стремительно теряют тираж. Естественно, объем рекламы катастрофически снижается. Конкуренты не дремлют, а партнеры и не думают мне помогать. Все бегут, словно крысы с корабля.