Я совсем обессилел, и, когда перебирался через гребень, руки разжались, и я полетел вниз по склону долины.
Хреса не мог прийти мне на помощь. Ональби не умеют ходить по наклонной плоскости. Надо сказать, что мое узилище, совершенно надежное для ональби, для человека оказалось чисто символическим, доказательством чему служили мои частые визиты на гребень кальдеры.
Единственное, что Хреса мог сделать, это позвать на помощь через компьютер. Появились несколько ональби, но в данных обстоятельствах они могли быть лишь наблюдателями. По счастью, довольно скоро прибыли люди и не без труда спустились к тому месту, где я лежал. Меня торопливо осмотрели и пришли к выводу, что я сломал руку, ногу и, возможно, ребро, а ко всему этому получил множество ушибов, царапин и прочих повреждений. Я терпел осмотр со стойкостью, на какую только был способен. Когда стойкость иссякла, я начал издавать стоны. На обратном пути к хижине я перестал стонать и на нестерпимую боль реагировал только ругательствами.
Доктор по имени Лэмон явно был человеком опытным. Пока доктор штопал меня, Хикок в течение 10 - 15 минут безуспешно пытался раздуть огонь. Лэмону надоело беспрерывно наталкиваться в тесной хижине на Хикока, и, выгнав незадачливого истопника, он быстро развел огонь сам. Затем снова вернулся ко мне, оставив Хикока снаружи морозить нос и прочие части тела. Поскольку Хикок был для меня не слишком желанным гостем, мое уважение к Лэмону возросло. Док еще некоторое время возился со мной, потом сказал, что теперь все в относительном порядке. Он предложил перевести меня в медицинский отсек корабля, но я ответил, что останусь там, куда определили меня ональби, и что прецедент слишком серьезен. Доктор явно был недоволен, но настаивать не стал.
Он оставил мне несколько болеутоляющих таблеток, а затем выбрался наружу, пообещав регулярно наведываться ко мне, начиная с сегодняшнего вечера. Тут в хижину неуклюже ввалился Хикок.
Теперь, когда Лэмон ушел, Хикок не стал тратить времени зря.
– Ты соображаешь, что делаешь, Пол? Думаешь, кок больше подходит для переговоров с этими тараканами, чем контактная группа?
Я раз или два слышал, как кто-то из наших называл ональби тараканами, поэтому само это слово меня не шокировало. Но когда его произнес Хикок, член контактной группы, я все же был слегка удивлен.
– Я не вел никаких переговоров.
– Разумеется, - саркастически скривился он, - ты просто сделал все возможное, чтобы испортить то, чего нам удалось достичь за последние три месяца.
– Что испортить? Ты сам говорил, что вы ничего не достигли. Хикок, ты и я - и ональби, о чем свидетельствует запись, - не питаем относительно достигнутого никаких иллюзий. Хреса только что не назвал вас дураками.
– А-а-а-а… так, значит, ональби уполномочили Хресу вести переговоры от их имени? Тюремщика? Тогда будь так добр, сообщай нам о всех ваших достижениях. Тогда мы, контактная группа, не будем терять зря времени, если не говорить о годах подготовки именно к этому моменту. Знаешь, это ведь очень тонкий процесс. Чего ты-то добиваешься? Станешь торговать рецептами своих фирменных блюд? Очень оригинально!
Я испытывал желание сделать глубокий вдох, но боль в ребре заставила меня отказаться от этой попытки. Мне очень хотелось, чтобы Хикок заткнулся, и я решил приблизить этот момент.
– Говори, что хочешь, но вы ничего не добьетесь, потому что ональби видят вас насквозь. Рассчитывать на что-то - просто тешить свое самолюбие.
– Что? Ты думаешь, ональби рассказывают всякому тюремщику о том, что происходит на переговорах с людьми? Ну, Уокер, ты глупее, чем я думал. Черт возьми, да это, наверное, просто уловка с их стороны: избегать нас и смотреть, не удастся ли извлечь какую-нибудь стороннюю информацию о людях. А ты попался на удочку! И если так, тебя можно считать предателем!
С этими словами он ушел.
Я держался, сколько мог, прежде чем выпить болеутоляющее: Лэмон сказал, что оно обладает снотворным действием, а мне хотелось еще подумать.
Может быть, Хикок прав? Неужели я свалял дурака? Неужели ональби просто использовали меня, чтобы получить дополнительную информацию? К тому же Хикок ловко сыграл на моем комплексе неполноценности, напомнив, что я всего лишь кок и не подготовлен для действий в такой ситуации.
Я мгновенно оказался отрезанным от единственных существ, которые могли помочь мне. Но ведь и контактная группа делала все возможное, чтобы дистанцироваться от меня. Насколько я понимаю, они были готовы отдать меня в жертву ональби. На деле я теперь оказался один против чужаков и против собственных соплеменников.
Как доктор и обещал, под действием таблеток я отключился. Мне казалось, что Лэмон приходил и осматривал меня, что он подбросил дров в огонь, прежде чем уйти, но не знаю, было ли это в действительности или просто приснилось.
Поздно ночью я ощутил, что очаг совсем потух и я начинаю замерзать. Рассудок подсказывал, что надо встать и подбросить дров, но я так устал и так плохо себя чувствовал, что не внял его голосу.
Какое-то время спустя я вдруг понял, что огонь горит ровно. Я подумал, что, должно быть, Лэмон вновь приходил меня проведать, и решил при случае поблагодарить его. Затем я опять отключился.
Очнувшись на следующее утро, я увидел веселый огонек. Дров было немного больше, чем нужно, но дым уходил в дыру в потолке, и поскольку я лежал на полу, не беспокоил меня. Значит, Ламой нанес свой обещанный утренний визит.
Я порадовался теплу, потом снова уснул. То засыпая, то просыпаясь, я слышал сухой треск. «Лэмон ломает ветки, чтобы подбросить дров в огонь», - подумал я.
Каково же было мое удивление, когда в дверном проеме показался вовсе не Лэмон. Это был ональби. Одно из его щупалец открыло дверь, а клешня подложила охапку аккуратно отрезанных веток в очаг, затем исчезла. Потом снова послышался треск, и в огонь легла еще одна охапка.
Затем я услышал шуршание, как будто большое, громоздкое тело шевелилось у выхода, отчего тонкие стенки моей глинобитной хижины содрогались.
– Хреса? - окликнул я. Ответа не последовало.
– Хреса? - крикнул я погромче. Бок отозвался болью.
– Хреса, - подтвердил сухой шепот снаружи. Это был не перевод, а его собственный голос.
– Спасибо, - сказал я, прекрасно понимая, что без компьютера в будке он вряд ли поймет меня.
– На здоровье, - послышался более громкий механический голос. Понятно, он захватил с собой какой-то компьютер поменьше. Но…
– Как ты добрался сюда?
– Так, как мы обычно спускаем ональби. По канату, который служит подъемником. Другой ональби стоит наверху. Он спустил меня ухаживать за тобой.
– Стоит ли беспокоиться? Вы же все равно, наверное, убьете меня.
Тут я услышал шуршащие звуки, словно тело за дверью перемещалось. Дверь открылась, и появилась большая закругленная голова Хресы, а вторая пара его конечностей поставила между нами то, что, как я понял, было его компьютером.
– Почему ты считаешь, что должен умереть?
– Я убил Гренабелосо.
– Ты хочешь умереть?
– Нет. Поверь, я не хочу умереть. Но я хочу подвести черту, и если умереть необходимо, то я готов. Нельзя, чтобы будущее наших двух видов было омрачено.
– Ты смотришь в будущее.
– Пытаюсь.
– Именно это делает анваби.
Несмотря на то, что я столько проспал, а может быть, именно из-за этого, в голове у меня был туман. Возможно, сказывалось побочное действие таблеток. Мне трудно было следить за тем, что он говорит.
– Что именно делают ан… анваби?
Я постарался повторить как можно точнее это слово, с ударением на среднем слоге.
– С этим словом у нас были трудности вчера, перед тем как ты упал. Анваби смотрит в будущее. Это его работа, его специализация. Есть ли среди вас, людей, такие, чья работа - смотреть в будущее?
– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду под словами «смотреть в будущее». Как у вас может быть кто-то, чья работа - смотреть в будущее?
– Все, что бы мы ни делали, имеет последствия, верно? Иногда у больших событий малые последствия. Иногда у малых событий - большие последствия. Анваби специализируются на том, чтобы исследовать событие на предмет возможных последствий. Иногда это очень трудно, потому что последствия могут быть отнесены далеко в будущее и следует учитывать множество вещей.