Мы вошли внутрь. Свет был приглушенный, а аппаратура, которой была обставлена почти половина просторной палаты, издавала тревожное тиканье. Сначала я увидела мать, которая сидела сгорбленная. Мое сердце сжалось от ее вида. Она была такой серой, будто все краски, делавшие ее живой, покинули ее. Она сжимала обеими крохотными изящными руками большую ладонь отца — такую безвольную.
Я перевела взгляд на человека, лежащего на кровати, обмотанного какими-то проводами и капельницами. Половину его лица скрывала медицинская маска. Я не могла поверить, что это мой отец. Мой сильный, волевой, мощный отец, которого боялись, который одним взглядом стальных глаз мог определять итог переговоров с монстрами бизнеса. Он лежал абсолютно неподвижный, лишь слегка поднималась и опускалась грудь, свидетельствуя о том, что он еще дышит.
Мне стало дурно. Мне хотелось, чтобы все это оказалось лишь страшным сном. Но если это и был сон, он не собирался заканчиваться.
— Рэй? — мама наконец нас заметила. Когда мы только зашли, она даже не обратила на нас внимания.
Она подняла на меня заплаканные глаза — в них было удивление, как если бы она не понимала, что я здесь делаю. Мне будто нож в сердце вонзили и повернули пару раз. Лишь спустя несколько секунд она, кажется, осознала действительность.
— Рэй, папа… — она больше ничего не смогла сказать, посмотрела на отца и снова заплакала. Она сжимала его ладонь так, будто боялась, что если отпустит, он уйдет.
Я несколько раз сглотнула, безуспешно пытаясь затолкнуть поглубже застрявший в горле ком, подошла и тихо опустилась на колени возле матери.
— Ну же, мам, успокойся, — я накрыла обеими руками сцепленные руки родителей и поцеловала их. — Он не хотел бы, чтобы мы тут сопли разводили.
Странно, но сказав это, я сама внутренне собралась. Отцу я вряд ли помогу чем-то, но матери я нужна была сильной. Я посмотрела на неподвижное лицо отца, и на мгновение представила его прежним. Он был внутри меня, моего сознания. Он смотрел на меня с одобрением.
Глава 2
— Покушение? —повторила я за Майком, пытаясь переварить услышанное.
— Да, это не был несчастный случай. Они ехали на встречу по делам компании, когда из другой машины начали стрелять. Видеорегистраторы все засняли, полиция уже на ушах, — Майк тоже опустился на стул возле стены в палате, а я продолжала валяться на полу у ног матери. Она все еще время от времени всхлипывала, немного успокоившись, но так и не выпустила руку отца. Мы тихо перешептывались, будто боясь разбудить папу, хотя вряд ли наши голоса были способны вывести его из комы. — Кстати, мы смогли пустить журналистов по ложному следу, и они ошиваются у другой больницы. Как долго мы сможем держать их в неведении, я не знаю. Но чем дольше, тем лучше.
Я снова взглянула на мать. Меньше всего сейчас ей было нужно внимание журналистов. И вновь я была благодарна Майку за то, что он все это устроил. Он сделал все, чтобы по максимуму оградить нас, чего не скажешь обо мне. Отца пытались убить, и пока он боролся за жизнь на операционном столе, а мать почти сошла с ума, боясь каждую секунду, что какой-нибудь врач подойдет со страшной вестью, я протирала сиденья в общей камере, пока жирная свинья в форме отпускала сальные комментарии, пялясь сквозь решетку.
— Соберем официальную пресс-конференцию, — прервал Майк мои мысли. Он одернул пиджак, устраиваясь удобнее. Его лицо осунулось, кажется, морщин стало намного больше. Иногда он тер пятерней щеки, и было понятно, что щетина сильно раздражает. В глазах мелькал нездоровый блеск, и все его движения были какими-то урывочными, резкими. Большой проницательности не требовалось, чтобы углядеть степень его усталости. Ему нужен был хотя бы короткий перерыв: помыться, побриться и немного поспать. Ему уже под шестьдесят, и я знала, что у него больное сердце. Но, кажется, он и не думал об отдыхе, продолжая объяснять, что нам еще предстоит: — Коротко обрисуем состояние его здоровья, придерживаясь того, что жизни Виктора ничего не угрожает. Нельзя держать этих шакалов совсем без пищи. Да и партнеров с акционерами надо успокоить и убедить, что твой отец скоро вернется к делам.
«А если не вернется?» — внезапно пронеслось в голове прежде, чем я успела затолкать эту мысль подальше. Мне стало страшно, будто только допустив такое, я уже совершила предательство.
— Когда мы это сделаем? — спросила я Майка, стараясь настроиться на действие. Первый шок прошел, хотя тревога никуда не исчезла, отзываясь постоянной тошнотой. Но я понимала, что эти часы, проведенные в палате, будут самыми спокойными. За стенами клиники нас ждет масса проблем, и каждая минута нашего бездействия только усугубляет ситуацию.