Над нами раскинулся звездный шатер. Осеняющая нас весенняя ночь в ее блистательном великолепии будоражит обоими запахами и звуками. Земля дышит, как и мы, полной грудью. Всю дорогу нас не покидает состояние необычайной приподнятости.
Мы проходим мимо сонных озер с прибрежными ракитами, мимо деревушек с погашенными огнями.
Позади остаются телеграфные столбы, одинокие хутора, заброшенные сторожки и перелески.
Ночь на исходе. Располагаемся на отдых в поле и засыпаем крепким безмятежным сном.
Солнце держит свой путь на запад. Наши направления совпадают.
Теперь нас меньше пугают встречи с людьми. Мы заходим в дома, покупаем продукты и чувствуем себя «почти» полноправными гражданами этой страны.
Наши познания в польском языке довольно обширны.
На руках у нас заблаговременно заготовленные справки из госпиталя о том, что предъявители их являются польскими гражданами, находящимися на службе в качестве и так далее.
Наши кошельки свидетельствуют о достатке их обладателей.
Вторая ночь и третий день проходят без приключений.
В третью ночь мы подошли к реке. В поисках переправы решили пойти прямо по берегу. Через несколько минут наткнулись на небольшую баржу, рядом с которой покачивалась лодка.
— Ну, значит, все в порядке, — сказал Исаченко, пребывавший все время в прекрасном настроении. — Вот эта лодка, очевидно, кем-то для нас специально предназначена. Ею мы и воспользуемся.
Он с юношеской резвостью вскочил в лодку, которая неожиданно накренилась. Лязгнула цепь, надежно прикреплявшая лодку к барже.
Исаченко пригласил молчаливым жестом Петровского.
Тот обследовал положение и, немедленно перебравшись на баржу, отвязал цепь.
На шум вышел из каюты босой заспанный человек.
Петровскому не стоило труда справиться с ним, попытавшимся стать на пути к свободе.
Силы его за время отдыха в Иновроцлаве удесятерились. Он, как перышко, поднял человека на воздух и швырнул в воду, — на эту операцию понадобилось не больше тридцати секунд, — сам соскочил в лодку. Вслед за ним прыгнули туда и мы и усиленно налегли на весла.
Тем временем бедняга начал тонуть.
Решили ему помочь: ведь ни за что пострадает человек. Будет ненужной больше жертвой.
Подъехали к тонувшему, ухватили его за руку и, прежде чем посадить в лодку, вежливо предложили не кричать, в противном случае…
Он отлично понял, что последует «в противном случае», и покорно замолчал…
Предложив ему уцепиться за корму, мы поплыли к другому берегу реки.
— Садись, брат, в лодку и возвращайся обратно, — сказал я ему по-польски, — но язык держи за зубами.
— Иначе все выбью, — грозно добавил Петровский и поднес к лицу и без того перепуганного человека свой увесистый кулак.
Тот что-то пролепетал и стал садиться в лодку.
А мы, не оглядываясь, поплыли дальше.
В эту ночь решили особенно себя не утомлять и задолго до рассвета улеглись спать. Мы приближались к заветной цели и поэтому избегали встреч с людьми.
Как только стемнело, двинулись снова. Около полуночи приблизились к мосту, перекинутому через ручеек. Издали заметили неподвижный силуэт человека с винтовкой.
Стало быть, уже близка долгожданная граница.
Надвигалась гроза. Луна ныряла в облаках, подгоняемых сильным ветром. Под его напором деревья низко склоняли свои кудрявые головы. Ворчливо перетаптывались листья. Прекратилась птичья возня. Гулко забарабанил дождь. Лес наполнился грохотом и свистом. Раскаты грома сотрясали до основания столетние дубы. Синие зарницы молний вспарывали непроницаемую завесу мрака.
А внизу у подножья осин и берез было по особому тихо и сухо.
Разостлав под себя мешки и накрывши головы своими френчами, мы занялись изучением карты. По всей вероятности, граница оставалась позади. Значит, мы в пределах Германии.
Мрачные тени Калиша и Стрелкова больше не воскреснут никогда. Впереди возможны заключение, бесчисленные опросы, но издевательств больше не будет. В Берлине и в других крупных городах имеются наши представители, которые помогут нам вернуться домой.