Уместив на подносе тарелку с кашей и чашку чая, я подбросила в миску Петти котлету и отправилась к Саломее.
Американка всё ещё возилась с головой Волка. Не глядя в её сторону, я спросила:
- Мне теперь можно ходить в южное крыло?
- Зачем? – Её голос стал неузнаваемым.
- Надо отнести ужин…
- Думаешь, Морена захочет есть?
- Она там не одна…
- Ах, ты об этом. Иди. Отнеси Филиппо свою кашу. И лучше ему подавиться ею, потому что скоро я приду за ним. Только закончу здесь…
Я не стала дослушивать, ноги понесли меня в южное крыло. Оно вовсе не походило на нашу…вернее, теперь уже мою…убогую северную половину дома.
В южном крыле всё основывалось на комфорте, он главенствовал повсеместно, каждая мелочь подчёркнуто демонстрировала его безраздельную власть.
Я шла по коридору, устеленному паркетом, и не задерживала взгляд на цветах в дорогих горшках и картинах, украшающих стены. Фрагменты интерьера проплывали мимо меня незамеченные и неоценённые. Я искала обитель Филиппо и Морены. К ней меня привёл мой нос.
Смерть.
Я знала её запах и шла на него. И не ошиблась.
Толкнув дверь, я оказалась в просторной комнате. Мой взгляд сразу нашёл Филиппо. Он сидел на расстеленной постели, тощий и постаревший, одетый в какую-то неприятно-весёлую футболку. Сразу бросились в глаза синие, вздутые на сгибах рук вены.
Невыносимое зрелище.
- Мой муж не будет есть эту кашу.
Обернувшись на голос, я увидела Морену. Итальянка стояла у окна, пистолет, из которого она застрелила Волка, всё ещё находился в её руках.
- Если вы позволите, я попробую покормить его.
- Надеюсь, ты пришла не по заданию Саломеи. Если каша отравлена…
- Я одинаково ненавижу и вас, и Саломею, но у меня нет причин так же относиться к вашему мужу. Вы были правы насчёт меня, я хочу, чтобы он выжил. – Я присела возле Филиппо. В глаза его не смотрела, только на поднос. Он же искал моего взгляда. Я это чувствовала.
Филиппо не захотел брать ложку, не пожелал принять пищу и из моих рук.
Искоса глянув на Морену, я заметила, что она ухмыляется.
Что ж, придётся стереть эту гадкую ухмылку с её поганой рожи. Я снова повернулась к Филиппо, сделала глубокий вдох, и глаза наши встретились. Меня тут же унесло в негу, в счастье, в вечность. Боль отступила, а Филиппо послушно открыл рот.
Я кормила его, и сердце моё ликовало. Он принимал пищу слабыми губами, с трудом глотал и с благодарностью смотрел на меня. Потом я поила его чаем. Мой Филиппо был здесь, со мною, и мне казалось, что цепь замкнулась, цепь моей жизни.
Я там, где хочу быть. И не важно, что вокруг нас царит полный хаос: вещи разбросаны и перемешаны, пыль на мебели, паутина по углам. Всё это ерунда.
- Ему пора делать укол, - заявила Морена, когда Филиппо поужинал. – Ты должна научиться.
- Я не хочу.
- Если меня не станет…
- Но он наркоман, его надо лечить. – Я не могла спокойно выносить вид исколотых вен Филиппо.
- Он так давно на игле, что это нереально. Да и живёт он только благодаря наркотикам. – Морена опустила пистолет на журнальный столик, взяла приготовленный шприц. – Это не сложно.
Когда Филиппо впал в наркотическое забытьё, я, подавляя вздохи, пошла к выходу.
- Ты любишь его… - бросила мне вслед Морена. Я обернулась. – Одна из несчётных фанаток. Готова взять его даже таким.
- Я не беру людей. – Мой взгляд был спокоен. – Люди не вещи, чтобы их брать.
- Тогда почему ты так печёшься о нём? – Руки итальянки были снова отягощены пистолетом.
- Он пленник, как и я, как и Волк, которого вы застрелили. Держите крепче своё оружие, Саломея собралась убить вашего мужа. Скоро она будет здесь.
Не успела я произнести последние слова, как дверь распахнулась, и я оказалась сбита с ног ворвавшейся Саломеей. Её клинок, готовый отсечь новую голову, пронёсся в нескольких сантиметрах от моего лица.
- Прочь! – Морена направила дуло пистолета на американку.
- Хочешь выстрелить? – Серые глаза Саломеи превратились в две тёмные щёлки, откуда лилась ненависть. – Сегодня твоя пуля убила двоих. Я мертва, как и Волк. В моей груди поселился какой-то зверь и рвёт её на части. Я не знаю, как заглушить эту боль. Ты отняла у меня самое дорогое, и я пришла, чтобы забрать то, чем дорожишь ты.
Саломея рванулась к Филиппо, Морена приготовилась стрелять. Но я подскочила к Филиппо и загородила его своим телом.