- Пошли вон, проклятые суки! Сто тридцать пять человек вы погубили на корабле ради какой-то детской цели, ради каприза испорченной девчонки, которая никогда не вырастет, чтобы понять: любовь не имеет ничего общего с собственническим чувством. – Я грозно, но с долей сожаления глянула на Морену. – Вы не любите Филиппо Андреаса! Всё напрасно! Сколько жизней разрушено! И ваши в их числе!
- Замолчи-и-и-и! – Морена выронила пистолет и накрыла уши ладонями.
- Я знаю тебя! – Завизжала Саломея. – Ты та дрянь, что в панаме таскалась по палубе с ублюдком Андреасов! Как же я…
- Он не ублюдок! – Я увернулась от кинжала (Саломея уже не была прежней, потеряла хватку). – Вы думали о том, что чувствовал Филиппо Андреас, когда на его глазах погибли самые дорогие ему люди? То, что вы с ним сделали, во сто крат страшнее смерти. Это любовь?!
Я притихла, потому что лезвие находилось над самой моей головой, отступать было некуда.
- Волк тоже был любимым? И что же такое тогда любовь? Тюрьма? Рабство? – Я находилась на волоске от смерти, однако, не могла молчать. – Может, и меня вы любите?
Саломея воткнула своё оружие в ножны и ушла.
***
С того дня я свободно передвигалась по дому. Благодаря моим стараниям меню Филиппо изменилось.
Морена и Саломея почти ничего не ели. Думаю, их человеческие сущности разрушались изнутри. Морена, как правило, сидела напротив Филиппо и просто смотрела на него, Саломею почти всегда я находила в кунсткамере с головой Волка в руках.
Американка больше не интересовалась мною, и её абсолютно не волновал тот факт, что питомец больше не признаёт в ней хозяйку. Петти теперь был моей собакой. Мы вместе спали, ели, гуляли. Даже во владения Морены он ходил со мной. Как-то итальянка многозначительно бросила, глядя на него: «И шавка её покинула».
Однажды Саломея спросила меня:
- А что ты видела там, в подвале?
Я не стала выкручиваться и рассказала всё, как было. К моему удивлению, Саломея ни капли не удивилась. А при упоминании убитых ею горничных смущалась и ёжилась.
- В подвал не ходите. Там смерть. – Завершила я свой рассказ.
- Как ты думаешь, если там погибшие девушки, значит и Волк…
- Нет. Его там нет и быть не может. – Предупредила я. – Там только смерть и ничего больше.
Самой крупной моей победой было разрешение, выбитое у Морены, раз в день выводить Филиппо на улицу.
Первые три дня мы доходили только до вестибюля, где Филиппо начинал спотыкаться, а через шаг-другой падал на ковёр. Посидев немного с ним на полу, я помогла Филиппо вернуться в комнату.
На четвёртый день мне посчастливилось распахнуть дверь перед любимым. Его глаза вспыхнули и наполнились жизнью, ноздри затрепетали, мгновение он смотрел блаженным взором на мир, о котором давно позабыл, а потом потерял сознание.
Втащив Филиппо в дом, на дворе стоял десятиградусный мороз, я долго любовалась его лицом, его руками, изгибами тела. Нет, он не постарел, не утратил прежней красоты. Всё это оставалось в нём, видимое только моему взору. Придя в себя, он спросил:
- Тётя-музыка, ты плачешь? – и заплакал вместе со мною, вероятно, вспомнив Риккардо.
Через неделю Филиппо стал уверенным шагом сопровождать меня к аллее горничных. Его нисколько не удивляли мои долгие остановки и разговоры с мёртвыми. Я же не чувствовала смущения. Мы были единым целым, как члены одного тела. И мы были детьми. Я чувствовала себя влюблённой девочкой, которой достаточного одного лёгкого рукопожатия, чтобы душа наполнилась жарким волнением, задрожала и упоённо насладилась сказочной негой. Филиппо испытывал то же самое.
Наше тихое счастье происходило в уединении жуткой обители чёрных жрецов. Ни Морена, ни Саломея не трогали нас, позволяя делать всё, что заблагорассудится. Единственное, что осталось неизменным, — это плен. Двенадцать охранников, двенадцать преданных цепных псов, всё так же истово охраняли старый дом. Как-то дядя Петя сказал мне:
- Ты прости меня, девочка, знаю, надеешься, что отпустим мы тебя. Да только не будет этого. Интересы миссис Морены и мисс Саломеи защищают очень большие чины. Даже если хозяйки наши вышли из строя, мы продолжаем добросовестно выполнять обязанности. Боюсь, покровители извне заинтересовались этим домом. Парни заметили, что странные личности бродят вокруг. Не к добру это.
Новость, сообщённая дядей Петей, обрадовала меня. Конечно же, я поняла, что это мои родные получили письмо и теперь изучают возможность моего освобождения.
Господи! Какое счастье! Я верну Ричарду его отца. Мы поместим Филиппо в клинику…
Короче, размечталась!