- Будто колдовство какое-то. Чёрная магия! – Жаловался бывший дворецкий. – Может, похитим милицейского чиновника и пытками заставим во всём признаться?
- Окажется, что он ничего не знает. Придётся похищать следующего. А ненужного убить, чтобы не свидетельствовал против нас. И так до бесконечности. – Мрачно констатировал Семён Евгеньевич. Опросы родственников сильно вымотали его и не дали абсолютно никаких результатов. – А насчёт магии я скоро соглашусь с вами.
- А что, если нам искать не просто дом, а какое-нибудь демоническое пристанище некоего древнего запрещённого ордена? – Месье Шанталь готов был поверить во вмешательство потусторонних сил.
- Да бросьте вы? – Сильвестр Фёдорович страшно раздражался, когда речь заходила о разного рода чертовщине, не имеющей под собой никакого научного обоснования. – Завтра у меня будут списки всех Ричардов, проживающих в городе…
- Вот завтра и займёмся ими, - фыркнул месье Шанталь. – А к вопросу о магии мы ещё вернёмся…
Свадьба
Нас поместили в какую-то тёмную пещеру, где было сыро, холодно и темно. На стене висела замызганная керосиновая лампа, в углу гнила жидко простеленная солома. Там я и очнулась, обнаружив себя замёрзшую, лежащую рядом с горящим в температуре и трясущимся Филиппо. Петти сидел у меня на животе и тоже дрожал.
Как могла, я приласкала собаку. Потом несколько раз обошла пещерку, не нашла ничего примечательного, только мощную деревянную дверь, запертую снаружи.
Присев на солому, я принялась размышлять о нашей участи.
Зачем волки принесли нас сюда?
Чтобы сгноить в этой тюрьме? Что им от нас надо?
Спросить об этом не у кого.
Осмотрев Филиппо, я поняла, что он находится в том кризисном состоянии, когда где-то далеко на небесах принимается решение жить тебе, или умереть. А от тебя самого ничего не зависит.
Или зависит?
- Филиппо? – Позвала я.
Он задышал чаще, но не ответил.
Я прилегла рядом с ним, подложила между нами Петти и…
Нечего рассказывать.
Время словно остановилось. Филиппо умирал, я лежала рядом бессильная что-либо сделать. Я шептала ему о том, как сильно люблю его, рассказывала, как однажды, отправившись с братом в кино, увидела на экране свою судьбу, свою половинку, как поняла, что и Агнесс — часть единого целого. Я рассказывала Филиппо про свою жизнь, плакала… а он… он умирал, гас, как керосиновая лампа на стене. Мрак окутывал меня, мрак тьмы и мрак смерти.
Когда дверь распахнулась, и мне в глаза ударил яркий луч фонаря, я проснулась, а может, вынырнула из небытия. Повернулась к Филиппо. Он дышал. Одно это обрадовало меня. Как мало теперь я требовала от своей жизни.
Петти залаял.
- Что вам надо?
- Ты хочешь попрощаться с Серёгой? – Я не видела говорившего, но по голосу узнала, это тот неволк, что радовался по поводу моей участи жены голливудской звезды.
- Конечно.
- Тогда пойдём.
- Петти, береги Филиппо, - попросила я пса по-английски. Милый пёсик понял меня и тут же забрался на грудь Филиппо.
***
- По твоему мужику когда-то все бабы вздыхали, - трепался у меня за спиной мой проводник, пока мы шли по коридору. – А теперь гляди, наркоман конченый сдыхает в собственном дерме на какой-то помойке в безвестности.
- Он ещё появится на экране, - не согласилась я сердито. – О нём услышит весь мир.
- Нигде он не появится, - гнусаво возразил бандит. – После похорон босс домой решил податься. Дела срочные у него. Вас велел держать взаперти до его возвращения. Но вы не дотянете до его возвращения. Смерть на тебе уже свои картины рисует. Видела бы ты себя. Готовая клиентка патологоанатома.
- Если смерть художник, а я холст, то жить мне вечно. – Ухмыльнулась я зло. – Гении нелегко расстаются со своими шедеврами. А кто может оспорить гениальность самой смерти?
Похоже, из моей защитной тирады бандит ничего не понял, отчего приумолк. Я же втихаря праздновала свою бессмысленную победу.
Из тьмы и сырости мы вышли на солнечный простор какого-то незнакомого мне пляжа. Вероятно, находящегося где-то за городом.
Весёлое зимнее солнце с аппетитом слизывало снег с холмов и камней, золотило песок, серебрило спокойное море и создавало ощущение пробуждающейся весны.