- А оплата? В газете написано…
- Дорого? О, да. Очень дорого… Но о цене тебе скажет твоя нанимательница.
В распахнутую дверь вошла Саломея Хартлисс. И я запрыгнула на кровать и сжалась в самом дальнем её углу. Наступил момент истины. Если она меня узнает…
Не узнала. И не могла узнать по двум причинам: во-первых, она привыкла смотреть сквозь обслуживающих её людей; во-вторых, как я уже говорила, я была без маски из-за нечеловеческого страха.
- Итак, милая, твои должностные обязанности: уборка северного крыла, готовка, а так же стирка. – Она выплёвывала слова, они стрелами летели в меня и ранили, ранили, ранили…
Страх не утихал, а только усиливался. Как долго я буду бояться? Неужели ежеминутно? Так и свихнуться можно. А Саломея, не желая тратить на меня много времени, продолжала: - Это основное. Волк, - Саломея указала на парня, - всё тебе покажет. Залезешь в южное крыло – сдохнешь на месте. – Она сделала паузу, любуясь моей неоднозначной реакцией, и продолжила, рассчитывая добить меня новым сообщением: - Я слышала, ты спрашивала об оплате?
Мне пришлось кивнуть. Это было пришибленно, но с лёгким, конечно же, разыгранным, интересом. Я уже догадывалась, что имелось ввиду под словом «дорого».
- Дороже не бывает. За хорошую работу и преданность получишь жизнь. – Она нагнулась, дотянулась до меня и, схватив за одежду, притянула моё трясущееся тело к себе. – Я вижу, ты всё правильно поняла. Молодец. Вопросы есть?
Её взгляд впился мне в лицо, оно начинало болеть, будто бы по нему хлестали.
- Где туалет? – Пролепетала я, понимая, что сейчас художник-страх завершит писать мой омерзительный портрет. Последним мазком будет лужица под моими ногами.
Я не поднимала глаз на Саломею, но каждой фиброй души чувствовала — она насмехается, как маньяк в предвкушении жертвы. Она давила меня и раздавливала. Я даже дышать не смела, а так, ловила воздух мелкими порциями, чтобы не задохнуться.
- Волк, - в повелительном тоне наёмницы вполне внятно слышались собственнические нотки, – отведи её в туалет. А потом объясни Софии что к чему. Толково объясни, чтобы она не уподобилась своей покойной предшественнице и пережила эту ночь.
Саломея ушла. Волк вывел меня в тусклый коридор. Уборная оказалась в двух шагах от моей комнаты. Потом мы вернулись, он махнул рукой в сторону кровати. Я села. Он занял скрипучий стул, единственный в моей тюрьме.
- Итак, завтра в семь утра я проведу тебя по дому, той его части, что не является для тебя запретной зоной. Покажу сад и двор, возможно, познакомлю с охраной. Ты узнаешь всё, что поможет тебе справляться с должностными обязанностями. Я даже помогу тебе приготовить первый завтрак…
- Спасибо, - пролепетала я. Отчаяние совершенно уничтожило меня. Сумрачная, холодная комната казалась склепом, узкая и высокая с пустыми серыми стенами она давила на меня. Голос Волка отбивался от поверхностей и возвращался к нам не человеческой речью, а ледяным эхом.
- Всё, что говорила миссис Саломея, правда. Девушка, что была до тебя, не прожила и суток. Две другие продержались две недели и только одна, самая первая проработала в этом доме целых три месяца. – Он смотрел на меня серьёзно, а я, словно прикованная к его взгляду, не могла отвести глаз. Дрожь пробивала меня, голова разрывалась, я бы упала на кровать, но волчьи глаза Волка не отпускали, держали меня даже на материальном уровне.
- Четыре…
- Четыре до меня. Когда я говорил «самая первая», имел ввиду при мне. Сколько их было на самом деле, я не знаю. – Он продолжал смотреть, не моргая. – Я рассказываю тебе обо всём этом, чтобы ты поняла, тут не кино снимают. Всё серьёзно. Хочешь выжить – делай что говорят. И никогда ни о чём не спрашивай. Поняла?
- Да.
Он ушёл. Я легла на кровать, закуталась в одеяло и заплакала. Мои слёзы были одновременно и выражением отчаяния и бессилия и гимном собственной глупости.
Меня вычислили через телефон. А ведь я знала, кто такая Саломея и на что она способна. Уже одно то, что они с Мореной обосновались в нашем городе, говорило об их неимоверной силе, связях, богатстве и технической оснащённости. Конечно же, моего телефона больше не существует в природе.
Позже я узнала, что он погиб под колёсами трамвая.
Я не в курсе, где нахожусь. Никто мне этого не скажет.
Бежать? Скорее всего, это невозможно.
Как же быть?
К полуночи я приняла решение: буду работать горничной, стараться изо всех сил, неукоснительно выполнять все требования.
Как только были расставлены все точки над «и», мне полегчало. И тогда я почувствовала нечто новое внутри себя — горячую пульсацию — моя вторая половинка здесь, в этом доме.