— Знаешь, — сказал доктор Дайер на ухо Кэйт, — если можно было бы измерить температуру счастья, то термометр зашкалило бы.
Шестнадцать человек плюс один золотистый лабрадор собрались вокруг кухонного стола за праздничным ланчем: доктор Дайер, Скокки, доктор Пирретти, Миган, аристократ из восемнадцатого века и два английских полисмена. Все раскраснелись от жары, возбуждения и шампанского. Это был, как сказал Сэм, самый удивительный праздник. Это был обед века! На что его старшая сестра ответила, что, приняв во внимание присутствие маркиза де Монферона и то, откуда они прибыли, это обед веков! Было произнесено множество тостов. Питер поднял бокал за Гидеона Сеймура, который был так добр к нему, пока он жил в 1763 году, а Кэйт подняла бокал за маркиза де Монферона, который исправил антигравитационную машину. Когда встал мистер Скокк, все тоже встали.
— За Гидеона Сеймура! За маркиза де Монферона!
Монферон в благодарность поклонился. Он сидел во главе стола, с одной стороны рядом с ним была доктор Пирретти, с другой — инспектор Уилер. Маркиз все еще был в костюме восемнадцатого века, и его наряд, так же как и рост, привлекал всеобщее внимание. В середине обеда маленькая Милли оказалась под столом, где сначала обследовала пряжки элегантных, с каблуками, туфель маркиза, а потом забралась к маркизу на колени и, сидя на таком удобном месте, поглаживала золотую вышивку на его манжетах и ползала пальчиком по вышитым на жилете розам. Маркиз мало ел и, извинившись, встал из-за стола и начал обследовать кухню… Он позволил себе только один вопрос. Когда миссис Дайер включила свет, он посмотрел на нее и спросил:
— Электричество?
Миссис Дайер кивнула, а по лицу маркиза расплылась широченная улыбка, и он предложил тост:
— За прогресс!
Питер сидел между своими родителями. Его мама опустила голову на голову сына, а папа обнял их обоих. Ошеломительное чувство утраты, которое мистер Скокк испытывал всего лишь несколько часов назад, сменилось радостью от возникшей возможности доказать сыну, какой он на самом деле отец. Сердце его было переполнено чувствами, и он едва сдерживал слезы. Когда папа смотрел ему в лицо, Питер все думал: а которое лицо тот видит? Мистер Скокк уже рассказал Питеру, как он гордится тем мужчиной, которым Питер стал (или может стать?). И, несмотря на радость и отчаянное желание узнать больше о загадочном себе в будущем, сознание Питера будоражил неприятный вопрос — вопрос о своей личности и о том, как папа мог оставить его в 1792 году, пусть и взрослого. Но во время такого праздника нельзя было об этом расспрашивать.
— Кто знает, какая жизнь тебе предначертана, — неожиданно сказал сыну мистер Скокк, — но в одном я уверен: в тебе есть то, что делает тебя лучше меня. Мне столько нужно тебе сказать… Но для этого найдется время, когда мы все успокоимся и обо всем поразмыслим. Теперь мы всегда будем вместе…
Питер внимательно посмотрел на папу — сейчас он уже не сомневался в его чувствах.
Кэйт тоже сидела между своими родителями. Она поймала взгляд Питера и стала обмахиваться салфеткой. Питер задышал как собака с высунутым языком. Оба рассмеялись. Как хорошо было снова видеть друг друга. Но то ли ему кажется, то ли Кэйт и на самом деле выглядит немного странно? Как любимая майка, много раз побывавшая в стиральной машине…
Миган смотрела на фотографии, которые Кэйт сделала ее мобильником на дуврском пакетботе. Она протянула руку мимо мистера Дайера и коснулась Кэйт, чтобы привлечь ее внимание.
— Ты говоришь, что сделала только один снимок, Кэйт!
— Мне было некогда заниматься фотографиями!
— Но здесь только большие белые паруса и море!
— Нет, — сказала Кэйт, — посмотри внимательно, там еще мужчина в костюме восемнадцатого века.
— Я никого не вижу…
— Дай-ка мне, я тебе покажу… — сказала Кэйт.
Кэйт уставилась на крохотную картинку. На ней должен был быть взрослый Питер Скокк, смотрящий на море, — Кэйт была в этом уверена. Она приблизила мобильник к глазам и повернула его под другим углом. Все верно. Он там был! Не очень четкий, но был… Но потом Кэйт глянула еще раз — и уже не увидела его. Что, скажите на милость, происходит? Какое-то странное чувство заставило ее быстро протянуть телефон подруге.