Изумленно моргая, Ники взглянула на Джека, а он опустился возле нее на одно колено.
— Это моя вина, — сказал он. — Я не должен был отпускать тебя одну.
Ники постаралась взять себя в руки, когда Джек помог ей подняться.
— Где ты научился так драться? — наконец спросила она.
— На улицах Чикаго.
— Но ты не похож на уличных хулиганов.
— Я немного занимался этим, — признался Джек.
— Занимался, да? И что у тебя есть? Черный пояс или что-то вроде того?
— Что-то вроде, — кивнул Кантрелл. — С тобой все в порядке?
Ники стряхнула прилипшую к юбке грязь.
— Все хорошо.
— Ты уверена? — спросил Джек, поправив ее сумочку и задев при этом руку девушки.
Взор Ники остановился на больших черных стеклах авиационных очков.
— Я согласна еще раз пройти через это, лишь бы ко мне пришел такой же спасатель.
Джек усмехнулся.
— Почему ты просто не отдала им сумочку?
— Не знаю. Это даже не пришло мне в голову.
Он присвистнул.
— Ну ты и штучка, — вновь повторил Кантрелл. — Можешь считать, что я отвесил тебе комплимент.
Приятная истома стала разливаться по ее телу… как вдруг ледяная рука страха сжала ее сердце — в пыли на дорожке мелькнуло что-то яркое. Дикая орхидея. Других цветов в этом отдаленном уголке рынка не было — только дикая орхидея, которую кто-то бросил ей под ноги.
— Он был здесь… — побелевшими губами прошептала Ники. — Орхидея… Это его визитная карточка.
Подняв цветок, Джек вопросительно посмотрел на девушку.
— Ты имеешь в виду клоуна?
— Ты видел его? — вскричала она.
В ответ Джек лишь покачал головой, а глаза Ники стали наполняться слезами ужаса. Отвернувшись, она сунула руку в сумочку, быстро вытащила оттуда солнцезащитные очки и надела их.
— Мелроуз рассказал тебе? — спросила она немного погодя.
— Да, — раздался у нее за спиной мрачный голос Джека. — И еще он сказал мне, что ты отличная наездница, но почему-то упала с пони.
Ники затравленно огляделась по сторонам.
— Вряд ли это как-то связано.
— Откуда ты знаешь?
Поежившись, Ники обхватила себя руками; Джек подошел к ней и подхватил ее под локоть своей теплой сильной рукой.
— Давай-ка возвращаться, — предложил он. — Думаю, на сегодня покупок достаточно.
Ники как лунатик брела к машине. Усадив ее в «феррари», Джек сел за руль и быстро вывел машину из злополучного прибрежного городка. Когда они подъехали к знакомой дороге, ведущей к ранчо, Джек снял очки и повернулся к девушке:
— С тобой все в порядке?
— Если не считать того, что я до смерти напугана, все хорошо, — пролепетала она.
— Мелроуз говорит, что ты не хочешь уезжать с острова, — произнес Джек. — Почему бы тебе не уехать, если ты так боишься?
— И позволить этому негодяю выгнать меня из собственного дома?! — воскликнула Ники. — Пусть он и не мечтает об этом.
Джек засмеялся, но, через мгновение взглянув на его профиль, Ники заметила недобрый прищур его глаз.
— Вот что, — промолвил Кантрелл. — Расскажи все, что тебе известно об этом чертовом клоуне.
Он был наделен недюжинной силой. Его глаза были холодного серо-зеленого цвета — цвета мха, но когда на них падали лучи солнца, в них мелькали оттенки золотого, как у сверкающего песка, рыжего, как у влажной глины, и коричневого, как у залитой солнцем земли.
Кэтрин ощущала приятное тепло не только потому, что стоял июль. Весь день девушку сопровождал образ Джека, приснившегося ей прошлой ночью. Ей было радостно думать о нем, вспоминать его. Словом, Кэтрин казалось, что она влюбилась в своего героя.
Отогнав от себя мысли о Джеке, Кэтрин прошла по узкой полоске пляжа вслед за толпой ребятишек, уходивших после занятий домой. Прибрежная клиника пользовалась небывалым успехом. Городские власти вовсю расхваливали ее, местные домовладельцы восторгались тем, что благодаря ей цены на землю в этом районе выросли, туристы да и жители города были довольны тем, что могли искупаться, не опасаясь за свою жизнь. А Кэтрин больше всего радовалась за пятнадцать детей, которых она учила плавать и которые проявляли удивительное рвение к занятиям.
Накинув парку на мокрый купальник, Кэтрин наблюдала за детьми. Ее лицо расцвело в улыбке, когда она увидела, что перед тем, как переходить улицу, они сделали так, как она их учила — выстроились в два ряда, взявшись за руки. С одной стороны за ними приглядывал тринадцатилетний Леон, с другой — милая и живая Энджел. Дети выглядели старше своих лет и вели себя совсем как взрослые — не то что она в свои двенадцать лет.