– Чего тебе?
– Не пойми меня неправильно. Заплутала вот…, – в попытках отдышаться, произнесла я.
– В Ландах шла? – угадал он. – Не местная, видать?
– Да, – пришлось признаться.
Дед хмыкнул и в его глазах появились насмешливые искорки.
– Запрыгивай. Довезу, – он кивнул на повозку. – Одним путником больше.
Я только хотела залезть, как остановилась.
– Но у меня денег совсем нет.
– А, – старик махнул рукой. – Не беда. Вот та блестящая заманчиво.
– Эта? – я коснулась медальона через рубаху. Слишком велика цена, но я больше ничего не могла предложить. Потому согласилась.
Запрыгнув в повозку, я увидела мальчонку с красным зарёванным лицом, который, видимо, после истерики, мирно спал на снопе сена, сжимая в руках деревянную фигурку орла. В его русых волосах торчали соломинки. На светлой коже вздёрнутого носика рассыпались веснушки. «Прямо как у Лайетта», – подумалось мне. Он был заботливо укрыт небольшой шкурой. Судя по размеру и цвету, лисы.
– Внучок мой, – тихо объяснил дед и хлестнул коня поводьями. – Меня вот Сорокой кличут.
– Сорокой? – переспросила я, не поверив в забавное сходство их общей любви к блестящему.
– Да. В деревнях фантазии мало. Мамка граматейкой особой не была. Вот и назвала. А тебя как звать?
– Риан, – ответила я шепотом, боясь разбудить мальчика.
– О, встретил я как-то девицу. На тебя очень похожую. Так её Лаской звали. А парня знал когда-то…
В дороге старик очень много болтал. Мне удавалось вставлять лишь несколько слов в его бесконечный монолог, тема которого неуловимо менялась. К тому времени, когда Сорока начал расспрашивать кто я и откуда, моё желание говорить с ним угасло. Невинный интерес почему-то вызвал у меня лишь раздражение, и я решила немного посочинять.
– Я всю жизнь провела в приюте. Моих родителей убили разбойники. Кто-то однажды сказал, что у меня есть родня в Ландахе. Хотела с ними познакомиться, но попала в армию.
– Ух ты. Девка? Да служить в армию? Ну и дела… – покачал головой Сорока.
Кажется, я ляпнула чего-то лишнего. Потому сразу исправилась.
– Да. Поварёшкой. Детей из моего приюта туда отправили. Помогать по кухне… И вот, недавно отпустили. Дали тупой меч, которым и хлеба не нарежешь, этот медальон и под зад коленкой.
– Поэтому ты идёшь в Ландах, к родне? – спросил он, когда я закончила свой рассказ.
– Да.
– А если их там нет?
– Ну, что же… Надеюсь, что заработаю немножко. Может жизнь устрою.
– Вот оно что, – задумчиво протянул Сорока. – А хочешь я тебе помогу? Ну, с работёнкой то.
Предложение Сороки оказалось неожиданным и очень заманчивым. Нужно было всего побыть нянькой мальчику. Его родители, как и «мои», погибли. А как с детьми управляться, Сорока не знает.
– У вас, баб, это в крови. Так что?
– Я бы с удовольствием согласилась, да хотелось сперва родню найти.
– Ну как хочешь, – пожав плечами, ответил Сорока. – Утро выдалось холодное. А ты что-то совсем побледнела. На вот, попей.
Я взяла протянутую Сорокой флягу и сделала большой глоток, наивно полагая, что так вода. Горло обожгло горечью, глаза заслезились и лес в один миг передо мной поплыл. Я скривилась и прижала к носу руку.
– Что это? – когда наконец пришла в чувство, спросила я.
– Лекарство от всех болезней. Самогонка. Собственная! Что, совсем не нравится? – с ухмылкой произнёс Сорока и забрал у меня флягу.
– Признаться, не очень… – всё ещё кривясь от горечи, ответила я.
Остальной путь мы ехали молча, так что к середине и меня уморил сон. Сено так приятно пахло и было таким мягким, что голова сама упала на сноп. Мне ничего не снилось. Сквозь пелену я чувствовала, как повозка подпрыгивала на мелких камушках и утопала в лужах. В какой-то момент я провалилась во тьму и даже не услышала того, как мы остановились.