Тревогу... но чью тревогу?
И чьи это мысли?
- Все в порядке? - вкрадчиво спросил Нэльвё, странно смотря на меня. Я отрывисто кивнул.
- В порядке... - пробормотал я, еще раз проведя ладонями по лицу. Вымучено улыбнулся и сказал:
- Пойдемте спать?
Нэльвё бросил на меня короткий взгляд. Сгреб пустые уже миски, подхватил котелок и, не обронив ни слова, отправился туда, где ручей тихонько плел переливчатую кудель лунно-водного серебра. Я неловко улыбнулся ему вслед. Благодарность, которую я испытывал за то, что он взял на себя эту нехитрую, но хлопотную обязанность, было не описать. По уговору, плескаться в ручье после ужина должен был я, но что-то подсказывало мне, что это не лучшая затея. С меня станется напороться на единственный в округе омут, и если не утопнуть в нем самому, так утопить посуду.
Я медленно выпрямился и шатко замер: пережидал дурноту. Наваждение, порожденное мягким шепотом ночи и пробравшее до костей, выпило из меня все силы.
- Мастер Мио!
Оклик Камелии застал меня, когда я наклонился к одной из сумок, где лежали туго скатанные и втридорога купленные шерстяные одеяла.
Под моим устало-внимательным взглядом Камелия смутилась и, замявшись, сбивчиво проговорила:
- Я... я хотела спросить: долго еще нам до Зеленых Холмов?
Я растерялся, не ожидая этого вопроса. И потому не сразу ответил:
- Думаю, два-три дня. Точно нельзя сказать: в Лесу время иначе, чем здесь. К тому же неизвестно, как быстро Совет согласится принять меня.
- Ясно, - торопливо ответила она, даже не дослушав, и отвернулась, с деланным интересом принявшись выискивать что-то в раскрытом чемоданчике.
Я немного понаблюдал за ней, но, так и не поняв, что сейчас произошло, только пожал плечами. И, подхватив одеяло, пошел устраиваться на ночлег.
Камелия перебирала вещи, чем-то шелестя и шурша, еще с минуту. Потом шорох стих.
Она замерла, помолчала - и неожиданно заговорила вновь, сбивчиво, торопливо, словно боясь передумать:
- Я... на самом деле... вы говорили о том, что настоящий волшебник должен слышать...
- Волю, - подсказал я умолкнувшей девушке. Она еще больше смутилась, чувствуя мой внимательный взгляд, но не отступилась, продолжив уже тверже:
- Да, Воля. И вот, я хотела узнать... а... как ее услышать?
Я невольно рассмеялся - горько, отчаянно, безнадежно.
- Никак! - и прибавил, видя ее разочарование: - Я не смогу объяснить, Камелия. Я пытался объяснить так часто, так много - но ни разу не смог.
- Но вы же сказали, что каждый может...
- Может. Может, но не хочет - поэтому и не слышит. Не хочет - или не верит. А как научить вере? Как научить слышать в ветре не шелест листвы и поскрипывание жернов мельниц, не бег ручьев, а сказки далеких стран и далеких времен? Как научить чувствовать глубже, слышать - звонче? Смотреть - и замечать? Я не знаю.
На мгновение мне показалось, что ее глаза блеснули - злостью ли, отчаянием, выступившими слезами? - но Камелия почти сразу отвернулась. Щелкнул замок, и чемоданчик соскользнул с колен вниз, аккуратно пристроенный в изголовье. Я молчал, не зная, что сказать. Ничего не решив, бросил все еще сжимаемое шерстяное одеяло на землю - и растянулся на нем, заложив руки за голову и смотря на звезды.
На мириады звезд в бездонном небесном колодце...
Давнишняя тишина вновь укрыла нас. Камелия давно потушила костер, и свозь редкое совиное уханье и сверчковый стрекот слышались приближающиеся шаги Нэльвё, шелест раздвигаемых ветвей.
Сон не шел. Я лежал и смотрел на звезды, на раскинувшееся надо мной бескрайнее море, глубже и темнее любого, что когда-либо видела ночь. Россыпи звезд, как капельки искристого серебра, сорвавшиеся с кисти художника, усыпали ее иссиня-черный палантин.
Я лежал и смотрел, не отводя взгляд, и какая-то тихая, странная мне грусть заполняла сердце.
... Ты заставила меня провести в забвении, в безвременье столько лет, сбив с единственно-правильного пути, ничего не объяснив и не дав взамен. Лишила всего, что я любил, и последнего, священного права, что у меня осталось - смерти.
Ты так долго молчала, а теперь вновь ведешь меня дорогой сказителя. Зачем?.. Ведешь видение за видением, столкновение за столкновением... Да, я хотел обрести Путь; хотел с того самого дня, когда все изменилось, закончилось для меня, но...
Но я не могу понять: чего ты хочешь - Прекрасная, Непостижимая?..
- Если захотеть и поверить, - вдруг тихо, едва слышно, прошептала Камелия - так, чтобы приближающийся и насвистывающий Нэльвё ее не услышал. - То я смогу? Услышать Волю?
Я, еще думавший о своем, вздрогнул. Заколебался, не сразу поняв, что она хочет.
А когда понял, сказал:
- Сможете.
Глава 10
- Мы еще не приехали?
- Нет.
- А когда мы приедем?
- Скоро.
- ...а теперь мы приехали?
- Нет, Камелия! - не выдержав, рыкнул я. Задаваемый каждые пять мину вопрос сидел у меня в печенках. - Будьте уверены, когда мы приедем, вы узнаете об этом первой!
Девушка растерянно замолчала, нахмурилась и хотела было еще что-то спросить, но я оборвал ее грубым:
- Я скажу, когда мы приедем! - и больше с вопросами она не лезла.
...понять, где начинается Лес, невозможно. Он ведет себя, как капризный ребенок, изнывающий от скуки - путает тропы, незаметно меняет направление, сбивает с пути. Мы должны были выйти к нему еще час назад, и я начинал нервничать: это все меньше походило на игру, и все больше - на нежеланный визит. Стараясь сохранять видимость спокойствия, я уже почти паниковал, чтобы запаниковать, а расспросы Камелии только подливали масла в огонь.
Хуже них было только молчаливое злорадство Нэльвё. Мы почти не разговаривали со вчерашней ссоры - только перекидывались короткими репликами, если возникала необходимость. Отрекшийся больше не насвистывал разухабистые и игривые мелодий, не подтрунивали над нами с Камелией по поводу и без и вообще как будто отстранился от происходящего. Но только "как будто". Я кожей чувствовал его насмешливый, чуть лукавый взгляд, а когда оборачивался, читал в нем молчаливое: "Через Лес, говоришь?"
В довершении ко всему я, напряженно вслушивающийся в каждый шорох и перелив ветра все утро, перестал различать музыку сфер и теперь мог не заметить Полог. Хуже, кажется, быть просто уже не могло.
Неожиданно я вздрогнул, как будто почувствовав или услышав сбившийся ритм, переход на другую мелодию. Что-то изменилось, и прежде сонно-недвижимый воздух, не шелохнув ни веточки, ни листочка, обнял меня теплым, пахнущим цветущими яблонями ветром. Стрелочка остановилась, испуганно заржав.
Не знаю, как звучала песнь Полога для моих спутников - ветром ли, неясным беспокойством, томление в груди чем-то иным, - но они услышали ее, несомненно, и замерли в нерешительности.
- Надо же, - пробормотал Нэльвё у меня за спиной. - Я уже не верил.
Я спрыгнул с лошади и, отбросив поводья, не оглядываясь, шагнул вперед, на укрытую тенью густых крон поляну. Ветер вновь налетел, захлестнул, закружил - так весело, так радостно, что устоять на ногах было невозможно...
Закружил - и резко стих, будто вспугнутый кем-то.
Тем, кого я ждал.
- Приветствую тебя, Извечный, - почти пропел я на аэльвском. - Пропусти меня и тех, кто со мной. Меня ждут.
- Кто тебя ждет, elli-e Taelis? - певуче спросил Лес голосом одной из прячущихся в кронах fae. - Мы не видим.
Я, хоть и ждал этого вопроса, все равно вздрогнул, боясь не сказать - услышать ответ, жестокий и беспощадный.
Ответ, с которым, казалось, давно смирился, но который не готов был услышать.
...И дело, конечно, совсем не в Лесе, Совете и драконах.
- Миринэ из дома Ллиэн, - проговорил я так спокойно, как мог - но голос все равно предательски дрогнул при звуках этого имени. Едва заметно, почти не слышно, но Лес почувствовал... и замолчал.