- За что?
Бескрайнее море, плескавшееся в ее глазах, тревожно потемнело.
...Провела - и замерла, не отнимая руки.
Я осторожно взял ее ладонь в свою.
- Не сейчас, Миринэ.
Еще один взгляд - долгий, пронзительный - и она отвернулась. Отошла на несколько шагов, зябко охватила себя за плечи.
- "Не сказитель"... - прошептала Миринэ, и вновь порывисто обернулась. Платье захлестнулось вокруг бурливым водоворотом. В глазах - темнота предгрозового моря. - Мы обречены.
- Но есть и другие...
- Нет! - оборвала она меня. - Никого нет. Мы ищем уже второе десятилетие. Сказителей нет, ни одного. Это - конец.
- Быть не может. Как вы... - и, осекшись, быстро заговорил, ослепленный неожиданной догадкой: - Те розыскные листы, они ваши? Вы искали меня?
- Розыскные листы? Я не понимаю, о чем ты.
- Неважно! - оборвал ее я, не желая вдаваться в объяснения. Не угадал. - Тогда как вы искали?
- Мы пели зов. Даже если бы сами elli-e не услышали, Она позвала бы их.
- Я её не слышал.
- Ты больше не сказитель, - резко и зло бросила она. И осеклась, увидев, как я бессильно сжал кулаки: - Прости, я...
- Двадцать лет... - взяв себя в руки, начал я, уйдя от слишком болезненной для меня темы. - Двадцать лет! Вы так долго знаете о пробуждении драконов и никому ничего не сказали?
- А что нам было говорить? То, в чем даже у нас нет уверенности, только догадки? Если бы мы могли сами услышать Песнь... но Сумеречные не дадут нам ступить и шагу.
- Разве у вас не перемирие?
- Да, перемирие, - раздраженно согласилась Миринэ, отвернувшись. Бессмысленно, бесцельно сделала два шага. Остановилась - и, не оборачиваясь, с горечью пояснила: - Мы не трогаем их, а они - нас. Сумеречные не верят никому из Зарерожденных. Что мешает нам отправить на Жемчужные Берега кого-то, подговоренного лордом-хранителем Перевала? Только честное слово, а оно уже давно обесценено ложью. Предатель среди нас уже есть, с нас - ответный удар.
- Предатель от Сумеречных? - неверяще переспросил я. - Среди вас?
- Верно, что в Час драконов никому нельзя верить.
- Как бы то ни было, - настойчиво повторил я, нарушив тяжелую, давящую, повисшую между нами тишину. - Известите других. Лазурную Гавань, Холмы, Вольные Степи... Вместе вы найдете сказителя.
Она только покачала головой.
- Не найдем, Мио. Не стоит обманываться.
- Вы, как всегда, решительны и готовы к действию, - съязвил я, задетый ее последней фразой. О чем тут же пожалел.
Миринэ стремительно обернулась. Волосы взметнулись темно-каштановой волной, растрепав безупречную прическу.
- Осторожнее в словах. Помните, с кем Вы говорите, elli-e taelis.
- Миринэ, - быстро начал я, не давая перебить себя и надеясь, что она выслушает, - вы напрасно опускаете руки. Сейчас нельзя ждать. У нас так мало времени, чтобы успеть, и так мало шансов. Еще не поздно, просто не может быть поздно! Поверь мне.
- Что мне сказать о твоем приходе? - сумрачно взглянув на меня, спросила Миринэ. Холодно, спокойно. Равнодушно. Как с чужим.
Действительно - что? Я не ответил. Не знал, что ответить.
Она медленно, с текучей неспешной грацией, подошла ко мне - и остановилась рядом, смотря ровно перед собой.
- Совет ждет.
- Что сказала Воля? - стараясь говорить ровно, почти безразлично, спросил я.
Спросил - и внутренне сжался, слишком хорошо зная, каким будет ответ.
- Воля, - начала Миринэ, подняв на меня взгляд, тяжелый и тревожный, - не сказала ничего. А ветер пел о приходе сказителя.
Беспощадно правдиво, невозможно жестоко. Ожидаемо - и все равно слишком больно. Я злился на себя за эту слабость, но ничего не мог поделать. Какая-то детская обида каждый раз овладевала мной, когда Она была ко мне безразлична.
Детская обида, детские непрекращающиеся "почему"...
Я молчал, вновь затягивая паузу и убегая от ее долгого взгляда, от самого себя, все не решаясь сказать...
Не решаясь... но почему? Я ведь решился еще раньше; тогда, когда посмел вернуться в Торлисс, нарушив данное когда-то себе слово. Потому что больше жить так, не считая дней, не зная, сколько прошло недель, месяцев и лет, - не мог.
И позже, когда Корин предложил эту глупую авантюру, разве не потому я согласился, что хотел вновь найти свой Путь? Вновь обрести себя?
...И разве сейчас, когда я резко сменил маршрут, не спросив других, не слушая ничего, кроме Ее воли и долга, я уже не принял свою судьбу? Разве я вновь не встал на путь сказителя?
Так отчего сейчас я не могу произнести это вслух? Почему я боюсь признать свой выбор, который уже сделан? Потому что тогда мосты будут сожжены? И бездорожье, луговое разнотравье и перекрестье дорог навсегда исчезнут, слившись в один-единственный путь?
Но разве они не сожжены? И разве не этого я хочу?
И я сказал, отрезая путь назад, обращая его в ничто:
- Скажи, что пришел сказитель.
Миринэ не ответила. Только зашелестели, как волны, бушующие в шторм, складки скользящего по мрамору подола, и дробный перезвон каблуков отмерил каждый ее легкий шаг.
Я шел, чуть приотстав, чтобы не наступить на стелющиеся передо мной пенно-белые и синие с лазурными переливами ткани ее платья. Коридор, невольно ставший местом нашей встречи, заканчивался высокими двустворчатыми дверями. Миринэ толкнула их, совсем легко - и они распахнулись.
...И все утонуло в льющемся из Зала Совета свете.
Часть вторая
Глава 1
- Ах, какой дивный вечер, - мурлыкнула Айори, щуря золотые кошачьи глаза. Рыжие, собранные в сложную прическу локоны вспыхивали в лучах закатного солнца, точно пламя. По тяжелым украшениям и капелькам янтаря, медовой росой осевшим на лифе, пробегали искорки в такт ее дыханию и безупречно выверенным движениям. Парча, шелк, кружево - и золото. Золото в тяжелых серьгах, в вышивке, гладью легшей на платье, в пенном кружеве рукавов и подола... Ослепительная, невозможно-прекрасная, леди-правительница была словно соткана из света этого дня. Золото и янтарь - вот ее облик на сегодняшнем бале.
- Не правда ли, дорогая?
Иришь отвернулась от вычурно отделанного окна. Она любила вечера, приходящие на улицы Арьеннеса, утопающие в сонной дреме роз и азалий, с первыми закатными лучами. Любила так же сильно, как и сам Арьеннес - зыбкий и призрачный, точно сотканный из звонких лучей зари. В нем не было отточенной веками стройности и легкости Эпохи Расцвета. Напротив: робость и неуверенность, с которой пробиваются еще не цветы даже, а тонкие нити травинок; с которой первые лепестки роз раскрываются навстречу солнечному утру, когда миновали уже морозы, и мир обещает только радость и не замутненное ничем счастье.
Но сегодня все было не так. Широкие улицы Арьеннеса, "Первой розы", заполонили кареты - точь-в-точь как та, в которой ехали они. Хрустальная ясность и легкость вечера рассыпалась под гнетом пустой суеты, гомона, поскрипывания колес и лошадиного ржания. Слишком оживленно; слишком много голосов и людей.
Всего - слишком.
Иришь поморщилась. Раздражение, охватившее ее на выезде из любимого, а сейчас почти ненавидимого города, стало пробиваться первыми уколами мигрени.
- Дивный, - согласилась Иришь, ответив матушке одной из самых своих очаровательных улыбок. Спорить с ней было совершенно бесполезно. - Как жаль, что отец и мои милые братья не смогли присоединиться к нам.
- Увы, милая, слишком много хлопот. Одному твоему отцу никак не справиться, - с сожалением проговорила Айори, отворачиваясь к расшторенному окну. С тихим щелчком распахнулся и затрепетал ажурный веер - кружево золотых нитей с капельками янтаря. - Здесь ужасно душно!
"Душно, - мысленно фыркнула Иришь. - Еще бы! Столько гостей!"