Выбрать главу

Угрюмов с вызовом, не отводя взгляда, посмотрел в лицо светлоглазому и вдруг понял, что совершил непростительную глупость. На губах светлоглазого змеилась торжествующая улыбка.

«Нет, это не чекисты,— мгновенно пронеслось в голове Угрюмова.— Те чекисты, с которыми я встречался, не разговаривали в подобном тоне. Не размахивали оружием. Кто эти двое? Откуда они знают мое прошлое? Как же я дал маху, раскрылся, подвел Семена Максимовича! Эти двое — чужие, дружки Рендича. И повадки у них чужие, и говорит этот светлоглазый по-русски неуверенно, словно спускается по ледяным ступенькам».

«Немцы», — обожгла догадка.

— Где булатная сабля, Сидоркин? Скажешь — будешь жить. Где, говори,— ткнул Угрюмову в подбородок дуло револьвера светлоглазый.

Жгучая ненависть колыхнула Угрюмова. С большим трудом сдержал он себя. Решение пришло неожиданно.

— Если саблю отдам, отвяжетесь от меня? — торговался Угрюмов.

— Не бойся, не обманем,— усмехнулся светлоглазый.— Где саблю прячешь?

— В тайнике она, далеко отсюда, на десятом километре.

Угрюмов знал, что в старом тайнике Рендича хранятся два нагана, несколько икон, припасенные Виктором по случаю, и пишущая машинка. Знал он также, что в одном из наганов полный барабан.

И мысль самому взять этих немцев показалась ему заманчивой и выполнимой.

«Только бы не нагрянул Анатолий,— думал Угрюмов,— эти звери прикончат его на месте. Ничего, голубчики, сейчас я вам выставлю угощенье».

— Быстро в машину, Сидоркин,— показал наганом в сторону выхода светлоглазый.

IX

Угрюмов расположился рядом с водителем, объяснил тому, как проехать к Московскому шоссе.

Он чувствовал на затылке напряженный, тяжелый взгляд светлоглазого.

Варншторфу не терпелось выяснить, знает ли Сидоркин о радисте в Гатчине. Если от резидента Сидоркину стало известно о тщательно законспирированной рации, значит чекисты взяли под контроль и этот канал информации.

На десятом километре «эмка», съехав на обочину, приняла вправо, лавируя между деревьями.

— Показывай. И без глупостей,— ткнул Угрюмова револьвером в спину светлоглазый.

По известным ему приметам Угрюмов быстро отыскал тайник под развесистой ольхой.

Он встал на колени, отбросил кусок дерна и нащупал завернутый в промасленную тряпицу сверток.

— Глубоко спрятал,— как бы оправдываясь, бормотал Дмитрий Павлович, стараясь выиграть время, чтобы достать наган.

— Ты долго еще будешь возиться,— недовольно произнес светлоглазый.

Угрюмов приподнялся, взвел курок, но выстрела не последовало. В тот же миг от удара Варншторфа он отлетел, стукнувшись головой о ствол ольхи.

Напарник светлоглазого ловко перехватил наган и пнул Угрюмова ногой в бок.

— Ганс, не спускай с него глаз,— процедил Варншторф, роясь в тайнике. Он выбросил в траву иконы, пишущую машинку, второй наган. Полковник выхоленными руками, царапая ногти, торопливо ковырялся в комьях земли.

Он взглянул на Угрюмова и приступ ярости до неузнаваемости исказил его красивое лицо.

Пружиня в траве подошвами полуботинок, полковник медленно приближался к помощнику резидента.

Дмитрий Павлович прикусил губу, чтобы не вскрикнуть. Острая боль коловоротом ввинчивалась под левую лопатку. Эта боль скручивала его изнутри, парализуя каждое резкое движение, и он понял, что защищаться нет сил и что сейчас его будут бить и наверняка убьют.

И, чтобы достойно встретить смерть, и не казаться беспомощным в глазах врагов, он поднялся, опираясь спиной о ствол, и спокойно смотрел на приближавшегося светлоглазого.

— Швайн, сволочь!

От волнения Варншторф говорил с очень заметным акцентом.

— Сам сволочь,— с вызовом произнес Угрюмов,— я — боевой русский офицер, и таких, как ты, в Галиции в шестнадцатом году шашкой рубал. Что, сабли русской захотелось, немчура поганая,— захохотал Дмитрий Павлович и сунул под нос Варншторфу кукиш.— Накось, выкуси, приятель!

От ударов Варншторфа Угрюмов, изнемогая, сполз вниз, царапая лицо о шершавую кору.

— Ты выдал Рендича,— бормотал запыхавшийся светлоглазый, отходя назад и вскидывая руку с револьвером.— Скажи, где булатная сабля, и я подарю тебе жизнь. На размышления — минута.

— Близок локоть, да не укусишь,— усмехнулся Дмитрий Павлович.

— Радиста ты тоже выдал? — вкрадчиво спросил светлоглазый.

Угрюмов пожал плечами.