Он молчал…
— Я очень сожалею, но докладная записка не возымела того действия, на которое ты рассчитывал. Более того, ее автор признан паникером. В рейхсканцелярии фюрера, мой дорогой коллега, предпочтение отдают той информации, которую хотели бы слышать, а не той, что разочаровывает. Ты выразил сомнение, что наш доблестный вермахт может закончить кампанию на Востоке в установленный срок, и предполагаешь, что война может быть затяжной для Германии. А фюрер, к твоему сведению, терпеть не может и тени намека на позиционную затянувшуюся войну, которая когда-то привела Германию к катастрофе.
— Кто-то из великих стратегов сказал: «Не до конца изученный противник — наполовину проигранное сражение»,— глухо произнес Отто фон Варншторф.— Мы все оказались в сладком сне. Хмель легких побед над слабым противником сыграл с нами дьявольскую шутку.
— Гений фюрера и мощь вермахта выше прогнивших догм,— усмехнулся Канарис,— но если учесть, что ты прав, а в полезности твоей работы и достоверности фактов я могу не сомневаться, примем соломоново решение. Сохраним папку на случай, если возникнет та ситуация, которую ты предсказываешь, и мы всегда сможем доказать всем и каждому, что абвер способен прогнозировать обстановку на все случаи жизни.
22 ИЮНЯ 1941 ГОДА
I
— Все готово, господин генерал,— доложил начальник штаба дивизии.
Конрад Штифке мог с уверенностью сказать, что его танкисты были готовы вчера и месяц тому назад. Наконец это мучительное ожидание перестанет нервировать людей. Он подумал, что лишь последние несколько минут перед броском вперед дают ощущение приятной возбужденности, остроты неизвестного, опьяняющего чувства натиска и полной слитности с теми, кто отдает и выполняет команды на твоем родном языке.
Этой минуты с нетерпением ждут солдаты его дивизии и второй танковой группы генерал-полковника Гудериана, изготовившейся к выходу на автостраду Минск— Москва.
Свет от подфарников легкового автомобиля узким пучком нырнул в темноту ночи. Прохладно. Гудериан накинул плащ. Тень от него поползла по траве.
— Волнуюсь, как мальчишка-лейтенант перед боевым крещением,— произнес Гудериан.— Через сорок пять минут по берлинскому времени мы вступим в пределы России.
Конрад не ответил. Он вспомнил себя молоденьким лейтенантом-уланом в ярко блестевшей на солнце каске.
— Когда мы вступили в Польшу, я был спокоен за исход дела,— задумчиво промолвил Гудериан.— Франция сама себя обрекла на гибель. Армия, не способная защищаться, теряет право на оружие. Впереди Россия. Загадочная страна. Не изученная до конца армия. Уверяю тебя, Конрад, никто из наших самых блестящих стратегов не возьмется судить о скрытых возможностях Красной Армии. Русский опыт строительства бронетанковых сил! Разве он не сослужил нам службу в прошлых кампаниях? Я согласен. Мы обогнали их. Превзошли качественно. Имеем большой опыт управления бронетанковыми соединениями. Что ж, это будет достойная схватка, Кони. Русским всегда не хватало европейской утонченности, а нам их просторов. У меня такое впечатление, что эта война будет короткой, но самой ожесточенной из всех войн, что повидало человечество.
— Мой отец назвал бы ее: испытание сталью,— сказал Штифке.
— Да, да. Он же был у тебя оружейником. Разрубить стальной клинок доступно только стальному клинку. У древних германцев бытовал обычай — испытание огнем. У их потомков — испытание сталью.
II
Прозвучали мощные аккорды артподготовки, и танковые дивизии стремительно начали вторжение.
Еще отчаянно сопротивлялся гарнизон окруженного Бреста, погибали в неравном жестоком бою советские пограничники, а танкисты генерал-полковника Гудериана устремились в глубину обороны, захватывая мосты, дороги, населенные пункты.
Танковая дивизия генерал-майора Штифке двигалась во втором эшелоне. В командирской машине было душно, и Конрад пересел в бронетранспортер.
Непрерывный темп утомил танкистов. У механиков-водителей от напряжения сводило коленки, дрожали руки, но Гудериан нервничал и по рации непрерывно подгонял командиров дивизий:
— Вперед, только вперед, не дать противнику ни минуты передышки.
Подобно гигантским стальным клещам танковые группы Гудериана и Гота стискивали пытавшиеся пробиться сквозь плотное кольцо окружения советские войска в районе Белостока.
На седьмой день наступления передовые отряды 2-й танковой группы вышли на южные окраины Минска и соединились с танковыми соединениями генерал-полковника Гота, ворвавшимися в город с севера. Минск пал.