Выбрать главу

Штифке медленно натянул перчатку и, проваливаясь по колено в снегу, побрел к темневшему редколесью.

Он прикинул расстояние по карте. Не исключено, что он оказался в русском тылу. До ближайших подразделений соседней с танковой группой немецкой четвертой армии километров тридцать пять — сорок.

Раздавшийся за спиной гул двигателей заставил его свернуть с дороги и углубиться в лес. Гул усилился, и Штифке по звуку определил, что движется колонна танков. Спрятавшись за деревом, он осторожно выглянул. Отбрасывая буруны снега, легко неслись обтекаемые тридцатьчетверки.

Танки растворились в снежной пелене, а он долго еще стоял, прижавшись небритой щекой к стволу русской березы. От гладкой, похожей на тонкую выделанную замшу коры остро пахло яблоками и клевером.

Потом он долго брел, потеряв счет времени, и отдыхал, обхватив руками стволы деревьев. Поскользнувшись, он больно ударился о корягу и упал, зарывшись лицом в колючий, холодный снег. Лежать на снегу было мягко и приятно.

Он отдыхал и непрестанно бормотал: «Сейчас встану, сейчас полежу немного и встану».

Шуршанье и легкое повизгивание раздалось у него за спиной. Собравшись с силами, Штифке подобрался и поднял голову. В нескольких шагах от него застыл худой волк с круто выпирающими ребрами, оскаленной пастью, из которой вывалился длинный язык, по цвету напоминавший кусок свежеразделанного мяса.

Волк переминался на трех лапах — четвертая, исковерканная, повисла плетью. Страх и голод боролись в нем, и, не сводя диких глаз с лежащего в снегу человека, он тихо скулил от страха. Но спазмы голода раздирали внутренности, толкали его вперед, и он тихонько крался к человеку.

Ужас и отвращение подхлестнули Штифке. Он расстегнул непослушными пальцами кожаный реглан, достал парабеллум и, ухватившись за рукоятку револьвера двумя руками, уперся локтями и прицелился.

Волк лег на снег и, склонив набок морду, осторожно шевелил кончиками ушей. Наконец ему надоело это занятие, и он, крадучись, пополз на брюхе к человеку, разинув пасть и судорожно сглатывая слюну. Штифке несколько раз выстрелил. С ветвей, опушенных снегом, посыпалась густая снежная пудра.

Рядом хрипел издыхающий волк, хватая широко раскрытой пастью снег. «Я убил его,— пробормотал обветренными потрескавшимися от мороза губами генерал.— Убил»,— мстительно воскликнул он.

Но этот порыв ослабил его, и Штифке отдыхал несколько минут, прижавшись лицом к теплому стволу парабеллума. Он проглотил оставшиеся две части шоколада и, лизнув снег, поднялся на дрожащих ногах.

Начало смеркаться. Неясные, быстрые тени мелькали меж деревьями. От белизны снега рябило в глазах. Он прищурился и остановился. Показалось, что там, в чаще, зажглись костры. Они вспыхивали и гасли, и Штифке даже послышался горьковатый запах смолистых сучьев.

Он шагнул к этим кострам. Но стоило ему почти вплотную добраться к ровным языкам устремленного ввысь пламени, как костры исчезли. Штифке остановился и простонал от досады.

Кругом слышались чьи-то тихие голоса, словно за каждым деревом прятались люди. «Партизаны»,— прохрипел Штифке, озираясь по сторонам.

Страх охватил его, и он рванулся из последних сил куда-то вправо, на ходу больно ударясь плечом о дерево. Вскоре он уже не мог бежать и, упав на четвереньки, пополз по-собачьи. Тьма настигала его, и он путался в этой плотной темноте, как муха в паутине. Выбившись из сил, Штифке поднял голову и, тяжело дыша, облизал соленые губы.

Над ним простиралось черное небо, на котором тусклыми угольками вспыхивали звезды, а прямо перед собой он увидел изогнутый клинок месяца.

И этот сверкающий желтый клинок, спускаясь, плыл к нему навстречу. «Булатная сабля»,— прохрипел потерявший рассудок генерал. «Возьми ее, Копи, она теперь твоя»,— послышался голос отца.

Этот голос подталкивал его, и Штифке пополз, протянув руки, чтобы схватить саблю. Ему казалось, что стоит сделать еще несколько усилий, и он дотянется до обнаженного клинка.

«Она золотая,— шептал Конрад, чувствуя, как стучит и бурлит в висках кровь.— Ты мне не говорил раньше, что она золотая»,— с укоризной вопрошал он отца.

Где-то в лесной чаще ухнул филин. Его жуткий смех вспугнул прикорнувшего под веткой ели зайца. Тот жалобно пискнул и, высоко вскидывая лапы, помчался, прыгая из стороны в сторону, петляя, запутывая следы. Русский лес, под сенью которого замерзал немецкий генерал, жил своей спокойной, размеренной жизнью…