Выбрать главу

- Ты вправе думать и делать то, что считаешь нужным. Если мои слова для тебя пустой звук, я не стану утруждать тебя слушать их. Я только хотела, чтобы ты знал, я рада, что ты жив. Не знаю, смогла бы я жить, если бы это было не так.

- Понятно, то есть ты больше думала о себе, как бы ты бедненькая жила, чем то, что я мог больше вообще никогда не увидеть этот мир, - Дима начал говорить эмоционально, все больше вживаясь в роль охотника, склонившегося над жертвой. Он встал, чтобы принять еще более устрашающую позу.

- Ты переворачиваешь все мои слова. Думаешь, мне легко сейчас стоять перед тобой и говорить все это? - она отвернулась, слезы покатились по ее щекам.

- Не знаю. Я вообще тебя не знаю, не знаю, что от тебя ожидать через секунду, к чему готовиться.

- В одном ты прав, если бы не этот случай, я никогда бы не извинилась перед тобой, - Вероника повернулась обратно, чтобы видеть глаза своего врага, чтобы дать понять, что он не будет победителем, хоть ее лицо и было в слезах, но ее голова не склонилась. - Ты не заслуживаешь моего унижения. Ты опять на коне, можешь смело вытирать об меня ноги. Только знай, что моя душа никогда не подчиниться таким как ты.

- Ты говоришь так, словно знаешь меня всю жизнь, мои дела, поступки, мысли. А ты уверена, что ты говоришь обо мне? Я разве тебе что-то сделал? Мы даже не встречались никогда.

- Не ты, такие, как ты. Вы все одинаковые, избалованные, не видящие и не слышащие других, тех, кто ниже и беднее вас.

- Думаешь, я такой? Ха. Смешно. Вот с кем ты борешься. Впрочем, тебе и не надо знать. Раз ты готова убить человека, только из-за того что тебе что-то там показалось, или ты сама себе придумала, тебе только одна дорога – в тюрьму. До этого я еще сомневался, а теперь нет.

- Я не убийца, – прокричала Вероника, а слезы покатились с еще большей силой.

- На меня твои слезы не подействуют.

- Мне жаль, что мы так и не договорились. Может, я и ошиблась в тебе, но ты сам доказываешь обратное.

- А на что ты надеялась? Ты поплачешь, и я тебя прощу? Ты меня чуть не убила.

- Хватит, это случайность, любой мог оказаться на моем месте. Я извинилась, больше я ничего изменить не могу. Если хочешь, можешь упрятать меня в тюрьму, это будет на твоей совести, – она развернулась и убежала в лес.

- Не дави на мою жалость, - крикнул ей вслед Дима.

Вероника убегала прочь, от себя, от него, от действительности. Слезы застилали ей глаза. Она не видела, куда и как она бежала, ей хотелось навсегда оставить этот злобный мир позади, перешагнуть нескончаемую черту неудач ее жизни. Если бы это было так просто, если бы мы могли волшебным ластиком стирать неприятные воспоминания, вырывать из груди жгучую боль.

«Куда иду и что теряю,

Сама еще, еще не знаю.

Дорога в ночь и в пустоту

Веди меня, и я пойду.

Расправив крылья, полететь.

Увидеть миг и захотеть.

Ведь я жива, а не мертва!

Забыла все и все сожгла!

Как не старайся убедить,

Меня ты не разучишь жить!

Я все равно найду свой свет,

И буду видеть свой рассвет!

Все будет так, как быть должно,

Ты не испортишь ничего!

Другая у меня судьба,

Моя дорога — не твоя!»

Мы все так стремимся к общепризнанным ценностям, что не видим себя, не слышим себя, все плохое проще запрятать глубоко внутри и не замечать, как оно будет терзать нас всю жизнь. А что, если в одну секунду мы потеряем все, к чему стремились, все что имели? Что у нас останется? Пустота? Или все-таки огромная вселенная, безграничная душа, и маленький ребенок, живущий внутри каждого, ему так нужны мы, наша любовь и забота. Когда мы уже научимся, что Я - самое ценное в моей жизни, что любое чувство вправе быть у меня, что я могу быть любой или любым для себя, и для других. Я не должна поступать всегда правильно, я имею право на ошибку, и я не бегу от нее, я проживаю ее здесь и сейчас, чтобы она стала для меня ступенью вверх, а не ямой вниз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дима остался на месте. Он чувствовал, что перегнул палку. Он вовсе не собирался сажать Веронику в тюрьму, просто хотел, чтобы она помучилась немного, только и всего. Но, кажется, он заигрался, увлекся чужой ролью, навязанной обществом. Получил ли он удовлетворение от содеянного? Ощутил счастье? Боль, только боль и неприятный осадок в душе, вот что он приобрел.

Они многого не знали друг о друге. Многое придумали сами и убедили в этом себя же. Предрассудки и гордость, как часто эти чувства туманят нам глаза, скрывают истинный порядок вещей. Как часто мы делаем, как должны, но кому? Себе? Вряд ли. Тогда кому? Кто этот, кто-то?