Дальше следовали, покачивая штырями радиоантенн, наши два «Лендровера», и замыкал колонну трехтонный грузовик. До сих пор в нашем распоряжении никогда не было грузовиков, тем не менее в кузове трехтонки едва уместились наши продукты, кровати, матрацы, стулья и плитки. Члены экспедиции ехали в «лендроверах». Нас было 13 человек: механик, два водителя, три повара и семеро «ученых», из которых только мы с Христианом Фишером были собственно археологами.
Мой отряд включал разных специалистов. Начнем с Холгера Капеля, который исходил вдоль и поперек Катар и только что, к 71-му дню своего рождения, опубликовал первый из наших итоговых отчетов — о катарских культурах каменного века. Ему предстояло совершать на машине однодневные вылазки вокруг наших лагерей, отыскивая следы каменного века Саудовской Аравии. От Эрлинга Бундесена, нашего геолога, мы надеялись получить ответ на уйму вопросов о климате. Почему Тадж был построен на берегу солончака? Где проходила береговая линия во времена Герры и Раннего Дильмуна? Откуда и когда пришли пески?
Наш геодезист Оле Бранде, студентом составлявший карту городища на Бахрейне, теперь уже профессора держал на коленях свой теодолит. Самой трудоемкой из ожидавших его задач было начертить план города Тад-жа, а наиболее сложной — разобраться в обширной сети оросительных каналов у «Герры». Чертежница Бенте Хёйхолт до сих пор делала зарисовки черепков, сидя в музее в Дании; на сей раз находки предстояло зарисовывать на месте, потому что в Данию ничего вывозить не придется. Новорожденное Управление древностей в Эр-Рияде предпочитало действовать наверняка и не желало ставить под удар завоеванные с трудом позиции, навлекая на себя обвинения в том, что отдает в чужие руки национальное достояние. Все наши находки предписывалось передать Управлению древностей. И нас это вполне устраивало. Мы слишком долго пребывали в роли Золушки в собственном музее, чтобы не понимать трудности учреждения, идущего непроторенными путями. К тому же мы чувствовали себя как бы крестными отцами саудовского Управления древностей. Мы с волнением наблюдали, как оно рождается и как у него прорезываются молочные зубы, и были готовы на все, чтобы укрепить его позицию.
Управление представлял Абдул-рахман. Специалист по исламской архитектуре и археологии, он однако не меньше нас горел желанием взяться всерьез за доисламское прошлое страны. Нам с Христианом предстояло заниматься раскопками; правда, мы не теряли надежду, что П. В. сможет оставить свой археологический командный пост в Дании и присоединиться к нам хотя бы на часть сезона.
Наша ближайшая археологическая задача в Тадже не отличалась сложностью, и для ее решения достаточно было одного удачно заложенного шурфа. Скрывается ли под городом времен Александра Великого, чье существование подтверждено поверхностными признаками, другой, более древний город (или несколько городов)? Куда сложнее выглядела проблема историческая, требующая длительных исследований. Что это за город? Какую роль играл он в истории Аравии или в мировой истории? Кто жил в нем? Почему его выстроили здесь? Мы не надеялись получить ответы за один сезон. Но, поскольку вопросы были важные, мы намеревались обследовать Тадж и произвести геодезическую съемку с прицелом на будущие обширные раскопки, ибо без последних историческая проблема не будет решена. И при всем нашем увлечении Дильмуном не следовало забывать, что Тадж — важный памятник, сулящий архитектурные открытия, даже потенциальный туристический объект. Памятник, который многие археологи посчитали бы более чем достаточным для работы на всю жизнь.
Погода стояла сырая и очень холодная. В палатках было вполне уютно, но очень уж трудно утром расставаться с постелью и выходить на пронизывающий ветер. Я твердил себе, что в апреле, когда мы приедем в Джабрин, нам будет казаться невероятным, что мы совсем недавно мечтали о более теплой погоде. Увы, это не помогало. Единственным средством было спуститься в шурф, взять лопату и с трехметровой глубины отправлять наверх землю и песок. Шурф был заложен у внутренней стороны южной стены города; его ширина — два метра, так что глубина уже превосходила ширину.
Я обещал Управлению древностей копать шурфы площадью не больше двух квадратных метров и засыпать их по окончании работ. Ибо представители Управления опасались, как бы необразованные и суеверные местные жители не воспротивились раскопкам, боясь гнева джиннов и злых духов. Я возражал, что вряд ли саудовцы подвержены суеверию и власти обычаев более, нежели хорошо знакомые нам обитатели других стран Персидского залива. И когда мы, углубившись в грунт вдоль кладки из прямоугольных камней, обнаружили первую миску, накрытую другой миской, как это было во «дворце» на Бахрейне, я извлек находку, поднял наверх и показал ее молодым бедуинам, которые сидели на корточках по краям раскопа.
— Как по-вашему, — спросил я, — что окажется под этой крышкой? Джинн?
Один из парней ухмыльнулся.
— Если на то будет божья воля, — сказал он, — там окажется золото.
— Ничего там не окажется, — возразил другой.
— Если на то будет божья воля, — сказал я, — там окажется змея.
Город Тадж и его окрестности (Саудовская Аравия)
Они рассмеялись. Ох, уж эти суеверные иностранцы! И были правы. В миске оказался один лишь песок. Потом мы нашли еще четыре такие парные миски, и во всех них не было ничего, кроме песка. Может, между змеиными мисками Бахрейна и пустыми мисками Таджа и есть какая-то связь (хотя материал Таджа моложе на 300–400 лет), но, во всяком случае, змеи уже не приносились в жертву.
Никакого более древнего города в Тадже не оказалось. На глубине трех метров мы очутились ниже фундамента городской стены, в яме, вырытой до того, как на покрывавшем всю площадь стерильном песке начали воздвигать стеку. Еще через два метра мы добрались до дна ямы. И во всем шурфе была керамика только одного вида. Тадж знал лишь один период обитания, и длился он от силы 400 лет. Мы получили образцы угля из нижних и верхних слоев и надеялись узнать по ним хронологические границы существования города. Обилие золы в верхних слоях дает повод предполагать, что Тадж уничтожен огнем и мечом.
При ближайшем знакомстве город оказался еще внушительнее, чем по первому впечатлению. Толщина городской стены — 4,5 метра; обе стороны ее облицованы камнем; на равном расстоянии друг от друга высятся надстройки в виде башен. Уцелевшая кладка, если ее раскопать, будет возвышаться метра на два. Впечатляющий памятник, наверное, он еще больше поражал воображение путешественников, когда 2000 лет назад караваны из Хадрамаута после 40 дней пути через пустыню видели над пальмами и садами к югу от города, на фоне голубого озера, вздымающиеся на полную высоту стены с бойницами.
Нас подмывало расчистить участок стены снаружи, чтобы показать, что может получиться. Вместо этого мы вызвали по радио «бобтэйл» и направились к побережью.
Следующий лагерь мы разбили на краю оазиса Ка-тиф, напротив острова Тарут, ради которого, собственно, и приехали сюда. Телль в центре города Тарут по-прежнему оставался единственным в Саудовской Аравии поселением дильмунских времен и с дильмунской культурой, вообще древнейшим известным поселением в этой стране. Мы надеялись, получив официальное признание и явившись в сопровождении представителя центральных властей, каким-нибудь способом обойти запрет и подступиться к теллю со стороны харама.
Беседа с местным эмиром, во время которой Абдул-рахман защищал наши интересы, кончилась тем, что бывшему мэру Катифа, всеми почитаемому и уважаемому старцу, было поручено сопровождать нас в Тарут После длительных переговоров тамошние старейшины согласились, что осмотр нами телля в присутствии бывшего мэра не запятнает репутацию тарутских дам. Мы выслушали соответствующие предупреждения и получили разрешение свободно ходить по теллю… два часа.
Редко доводилось нам работать с такой быстротой. Оле установил теодолит и за два часа начертил кроки телля. Бенте было поручено фотографировать; мы исходили из того, что вид женщины-фотографа успокоит местных дам, которые и не подумали обратиться в бегство при нашем появлении. Христиан, Эрлинг и я трудились на обнаженном южном склоне. Прокаленная солнцем земля была настолько твердой, что только геологический молоток Эрлинга производил на нее впечатление. Тем не менее мы сумели выявить по меньшей мере четыре жилых слоя, каждый со следами кладки из прямоугольного камня, и принялись копать нижний.