Терпение и умение выслушать собеседника – хорошие качества, благодаря которым Сальватор приобрел расположение Монбара и покровительство влиятельного мсье Бертрана Дожерона – губернатора острова. А спустя месяц, получив королевский патент на каперское свидетельство, Сальватор доказал всем, что его фрегат «Οвидий» ничуть не уступает «Призу удачи» – корвету Разрушителя.
Филипп Монбар был подобен буре, чуме, яду, и все как один твердили, что «Приз удачи» достался ему от Морского Дьявола, но Сальватор был рад встречи и с тем, и с другим. И все же Монбар имел человеческие слабости, что делало его уязвимым для врагов. Он терпеть не мог, когда при нем хвалили или ругали (а для Разрушителя это было одно и то же) кого-то еще, а не его. К тому же, не имел должной выдержки, быстро вспыхивал и угасал, и поэтому не всегда умел рассчитать силы, что, отчасти, объяснялось его молодостью. Филиппу было всего 22 года.
По совету Монбара капитан купил себе дом на Тортуге, а затем не без участия французского дворянина приобрел плантацию, отдав ее за небольшие проценты в распоряжение карибов.
Вот почему Сальватору казалось почти нелепостью, что Монбар – борец за справедливость, покровитель индейцев и всех униженных народов, вдруг нападет на сефардское поселение. Да еще «предстанет» в столь дурном, не выгодном для себя свете. Кому нужно опорочить имя Монбара? Кто заинтересован в обострении конфликта между миссионерами и индейцами? Кто использует переселенцев, в числе коих семья Габриэла, для развязывания новой войны? Если верить Хаиму, то сделал это Монбар нарочно, а если так, то Разрушитель после нападения на поселение сефардов не мог далеко уйти. И если он не в городе с солдатами, то, вероятно, остановился в какой-нибудь ближайшей деревушке. Мо-бэй – поселение, находившееся вблизи острова Чаяния. А что если Монбар там?
– Капитан, прикажи разыскать его! Они не могли далеко уйти! Я уничтожу Монбара! Ради моего народа! – говорил Лоренс.
Словно помутившись разумом, подобно горилле, чувствующей запах чужака примата, он бил себя в грудь.
– Мы его догоним! Нельзя медлить! Дай мне фрегат!
– Друг мой квартирмейстер, – невозмутимо отвечал ему Сальватор, допивая кокосовый сок, смешанный с мадейрой. – Если ты еще не забыл, почему мы оказались здесь, то позволю напомнить. Фрегат не может выйти в море. По крайней мере, только неделю спустя.
– Дай фрегат, капитан, иначе я за себя не отвечаю. Да чтоб тебя, сэр! Гром и молния!
Боцман, между тем, успел выяснить, как можно добраться до Мо-бея, и, усмехнувшись сквозь усы, позволил себе вставить несколько емких, вполне доходчивых слов:
– Квартирмейстер, что за болезнь высосала твои мозги?! Как говоришь с капитаном?! Разрази меня гром, если нет другого пути в Мо-бэй. А ну, вспоминай живо, есть другой путь?
Лоренс, на которого будто выплеснули холодной воды, вмиг протрезвел. Стих, задумался.
– Да, есть, твоя правда, боцман. Вниз, по течению реки. Но это опасно.
– Опасно без штанов ходить во время сходки. Да якоря сквозь уши продевать.
Сальватор опустил на землю пустую чашу, сделанную из скорлупы кокоса. Поднялся с гамака.
– Всё, хватит. Наш корабль не может выйти в море и не может войти в устье реки, а шлюпка – другое дело. Я, Лоренс и Хаим отправляемся в Мо-бей, а ты, Джон, остаешься за старшего. Всё понял?
– Да, капитан.
Боцман закряхтел. Он всегда так делал, когда его что-то не устраивало.
– Что еще, Джон?
Боцман помолчал немного, а когда Лоренс с Хаимом ушли, побежали готовить шлюпку, он тихо так, заговорщески изрек:
– Могу ошибаться, конечно, на то у меня тридцать зубов, не считая двух на галуне и пяти на баке, но Хаим лжет. Чую нутром, что не Монбар это сделал, не Монбар. Монбар голубых кровей, это вам лучше меня известно, а тут жидкая история получается, как дармовая мадейра.
– И что ты предлагаешь? Не ходить с Лоренсом?!