– Идем, Малыш Стив. Бери свою малютку. Дальше пешком. К вечеру надо успеть в Мо-бей.
Малыш Стив, убедившись, что воды ему по колено, послушно выбрался из шлюпки. Схватил брошенный капитаном трос и, подойдя к дереву, цеплявшемуся корнями в ил залива, подтянул шлюпку; осмотрел, в порядке ли бортовые (дельные) вещи. Потом бережно поднял кулеврину (словно пушка была невесомой) и опустил на плечо. «Маленькая», – ласково проговорил он, похлопав переливавшейся в лучах утреннего солнца стальной корпус.
Путь предстоял неблизкий, но для канонира, привыкшего управлять тяжелой артиллерией и имевшего габариты тела, подобные Малышу, это было так же, как лондонскому щеголю совершить вечерний променад.
– Вот, капитан. За что он так? Я же ничего плохого. Я же не знал, что та бонна-донна его женщина.
– Знаю, Малыш… Запомни, это его сестра, и подходить к ней ближе чем на сто шагов, не советую никому. Убьет же сеньор Графф, как кара Божия настигнет, – сказал Сальватор, пряча улыбку.
Лоренс злился, намеренно, не оглядываясь, шел впереди, раздраженно размахивал мачете и разрубал мангровые заросли.
Через полчаса пути одолели москиты. Лезли в глаза, уши, нос. Изредка Лоренс дергал головой, плечом, ногой, пытаясь согнать насекомых, но по-прежнему не оборачивался…
Сальватор сорвал с лимонного дерева плод, кусая сочную мякоть лимона вместе с тонкой шкуркой.
Канонир шумно выдохнул и воскликнул:
– Разрази меня гром, капитан, как вы можете есть эту кислятину?!
– А ты попробуй. В лимоне больше всего сахара. М-мм…
И капитан, смазав лицо и руки лимонным соком, бросил выжатый плод шедшему чуть поодаль канониру, увлеченно беседовавшего с атаковавшими его насекомыми. Малыш Стив поймал лимон и, облизнув его, выругался отборными словами боцмана, чем рассмешил капитана и вызвал улыбку Лоренса…
Квартирмейстер помирился с канониром после того, как они прошли пешком несколько миль. За это время Лоренс сообщил, что Законодательный Совет Ямайки и близлежащих островов высказывался за повышение налогов на землю и ограничение прав евреев (торговое вето). Закон был принят благодаря стараниям советников Томаса Линча, а дальше последовали погромы еврейских поселений.
– Когда это случилось?
– На самом деле, давно, сэр. Томас Линч, проклятье на его душу, столь же черную, как бездна Таната, лишь ждал случая, чтобы заполучить власть над островами. И как только дано было королевское разрешение, не хуже реморы присосался к казне.
– Не хуже реморы?! Судя по всему, величайшая мощь не всегда побеждает, и маленькая рыбешка может остановить корабль[ii].
– Скажете тоже, сэр. Вам бы все умом блестеть, а нам, дурным, чего поесть. Ремора он и есть. Губищи – во! Глазенки хоть и маленькие, да от них портовые крысы первыми сбежали. А нам некуда бежать, мы уже теряли все и вся. Тысяча горбатых моллюсков ему! Мачту в зад!
Малыш Стив, слушая их разговор и с еще большим усердием прислушиваясь к тому, что говорил ему желудок, вздохнул.
– А вы когда-нибудь ели ремору, капитан? Сказать по правде, по мне рыбешка пресновата, а так ничего вроде, особенно когда есть хочется.
Сальватор улыбнулся Малышу и снова посмотрел на квартирмейстера.
– Вот тебе и ответ, Лоренс. Ремору едят, правда, не знаю, на удачу или нет, но если Томас Линч и в самом деле такой эхиней, то, главное, не подавиться.
[i] Мантеко – исп. в переводе «сало».
[ii] Афоризм Диего де Сааведра – испанского писателя. Из сочинения 1640 года «Политические эмблемы».
***
Малыш Стив, слушая их разговор и с еще большим усердием прислушиваясь к тому, что говорил ему желудок, вздохнул.
– А вы когда-нибудь ели ремору, капитан? Сказать по правде, по мне рыбешка пресновата, а так ничего вроде, особенно когда есть хочется.
Сальватор улыбнулся Малышу и снова посмотрел на квартирмейстера.
– Вот тебе и ответ, Лоренс. Ремору едят, правда, не знаю, на удачу или нет, но если Томас Линч и в самом деле такой эхиней, то, главное, не подавиться.
Но квартирмейстер не унимался: