– Что, ведьма, подаришь напоследок радость нам? Может, споешь, да? А ты, старик, хочешь ее? Признайся, слуга любит госпожу, преданно, до забвения, да? А сколько она тебя мучила, изводила, плевала на тебя? Сколько раз за день она посылала тебя, да? Ты помнишь, за сколько она купила тебя? За козу? Дорого, да? Добро же, коза-то добрее будет, – говорил марон, оттесняя других и наступая на женщину. Не давая ей возможности вырваться, сжал ее, схватил за волосы, наматывая рыжую косу на кулак, не оставляя надежды на спасение.
Старик беспомощно всхлипывал, как ребенок, пытался уйти, скрыться от неизбежного, но его держали, подчиняли чужой воле.
– Смотри! Смотри же! Что глаза-то отводишь? Нравится, да?
– Да что с ней возиться, а? Давай по очереди в костер.
– Ну что, ведьма? Сладка теперь твоя жизнь, да? Помнишь, как не дала мне пить, когда я умирал от твоей баронской щедрости?! Сучья тварь! Мне нужен был всего лишь глоток воды! А теперь… теперь ты отдашь мне все, что имеешь!
– Будь ты проклят! – воскликнула женщина и с наслаждением плюнула в лицо марона. Вздрогнула, получив в живот пинок босой ноги.
– Значит, так? Погоди же, ведьма. Договоримся по-другому… Живо, собирайтесь в круг!
Ветер рвал космы деревьев, веселился огонь, блеяла коза, тяжело вздыхал старик. В напряжении затихли мароны вокруг женщины. А потом послышались их горловые всхлипы, стоны, животные звуки, племенные ритмы…
Раб закончил танец и скоро совершил то, что было в его зоической природе и оживало каждый раз, когда он видел хозяйку плантации… Выплеснул на нее весь гнев, боль, унижение, наслаждение… Потом медленно поднялся, усмехаясь. Натянул широкие рваные штаны и, намотав на руку шелковую алую ленту, торжествующе обвел взглядом всех, стоявших в круге.
– Кто следующий? Давай же.
– Давай! Давай! – хором ответили ему.
И бешеный зоический танец продолжился снова…
***
– Акульи потроха мне в глотку! – воскликнул канонир. – Я так не могу. Я ж так малахеем конченным стану! Капитан, мы долго будем смотреть на это, а?!
– Согласен, впечатляюще… хм… Не говори, что намереваешься прервать их... Или хочешь? Можешь, разрешаю, вряд ли тебя заметят. Очень увлечены. Но предупреждаю, их много, а нам надо успеть в Мо-бэй.
– Да, черт с ним, с Мо-беем, капитан! Лоренс, подтверди, успеем же!
Квартирмейстер поморщился, наблюдая за тем, как один из маронов, быстро двигаясь в ритме танца, схватил козу, связал ее, и отправил бедное животное в костер.
Козочка отчаянно блеяла, металась в огне, но, удерживаемая крепкими путами, судорожно дергаясь, покорилась участи жертвы…
В воздухе послышался запах выгоревшей шкуры животного и иступленные затихающие рыдания.
Малыш Стив, пыхтя, почистил и установил кулеврину. Достаточно было одного выстрела его малютки, чтобы прекратить безобразие маронов.
– Нечего без дела расходовать арсенал. Сами разберемся, – так квартирмейстер предупредил залп.
– Не знаю, как вы, но я устал на это смотреть. Они же того, звери!
– Это не Монбар.
– Дьявол в глотку, что не Монбар! Они звери, черные! А она погибнет! Она же погибнет!
– Да черт с тобой! – обреченно воскликнул Лоренс и махнул рукой.
Раздался долгожданный пушечный залп, разметавший людей вокруг костра.
Потом Лоренс бросился вперед, атакуя первого, кто попался ему на пути. Быстрый удар ноги, выпад длинных сильных рук – и марон, только что совершивший насилие, упал с перерезанным горлом. Следующим был тот, кто отправил животное в огонь. На Лоренса накинулось с десяток вооруженных мачете людей, сдавливая в мешок…
В то же время Малыш Стив использовал кулеврину, как таран. Валя с ног все, что двигалось, пыхтя, играя мускулами и расправив мощную спину, наподобие щита, канонир ловко раскидывал сыпавшиеся на него древки топоров. Как одноглазый циклоп-великан, он внушал если не страх, то глубокое почтение людям. И шел, сметая преграды, катился вперед, как древняя грозная винея. Мароны, обескураженные внезапным появлением и проявлением невиданной дикой силы, решили, что это ожили духи леса, и оставили попытки словить канонира, бросив рыболовную сеть.