– В другой раз неизвестно, кто им окажется.
В дверях капитан столкнулся с Лоренсом и, обменявшись с ним взглядом, схватил молот и запустил в коваля. Отвлеченный появлением нового чужака, коваль пропустил удар и упал с разбитой молотом головой. Грудь Янхеля возмущенно вздымалась, как в горниле меха.
– Вот как так, капитан. Разве я сделал что-то плохое? Я же хотел добра, так? – сокрушался канонир, пока Лоренс расправлялся с мастеровым, добивая зубилом, а капитан пытался снять рабские кандалы.
– Так.
– Почему Бог позволяет зло? Она же, она как ангел… Вот ведьма!
Когда кандалы пали, Сальватор смог снять тело с верстака.
– Как ты, Малыш? Ты можешь идти?
– Капитан, я не чую себя, ноги мои сгорели, да?! Их столько раз отправляли в горнило, что я точно раз десять был в гостях у чертовой бабушки.
– Когда это могло случиться, Малыш? Мы только одну ночь здесь.
– Оставь шутки, квартирмейстер, если не хочешь продлить удовольствие от пребывания в этой святой обители, – строго сказал капитан. – Лучше помоги мне.
– Оставьте меня, капитан, – всхлипывая причитал Малыш Стив. – Зачем я вам? Я теперь бесполезен.
– Успокойся, приятель, – помогая поднять канонира, напоминавшего по весу добротный дубовый шкаф столетней давности, пыхтя, говорил Лоренс. – Мы своих в беде не бросаем. А ноги у тебя есть, это как фок-грот-брамсель мне в левое ухо.
– Точно? Как фок-грот-брамсель?
– Точно. И стоять тебе на вахте прямой бизань-мачтой еще триста ночей за то, что втянул нас в эту авантюру.
Малыш Стив слабо улыбнулся. Его ноги опухли и посинели так, как бывает только при открытых переломах. Сальватор снял с запястий коваля, нелепо застывшего на полу, серые обмотки и обвязал ими стопы Малыша. Канонир потерял много крови, и нужно было вытащить гвозди из его ступней: могло случиться заражение, гниение мягких тканей. Но у Сальватора не было с собой ни травяной настойки, ни нужных инструментов, да и времени не было.
– Отведи Малыша в конюшню. Но осторожно! Уже многие проснулись. Потом открой барак, освободи маронов. И тех, на кого мы вчера напали. По-моему, они до сих пор связанные лежат во дворе. Bonum factum![ii]
– А вы куда, сэр? Уж не собираетесь ли вы..?
– Да, собираюсь. Леди Джоанна кое-что должна мне.
– Нет, капитан! Это же ведьма! Бросьте меня, и поезжайте с миром. В Мо-бэе она ничего не сделает вам.
– Вы так уверены в этом?
Мужчины вздрогнули от женского голоса, раздавшегося словно из преисподней.
Выход из кузницы перекрыли надсмотрщики и прибежавшие на шум слуги. Очаровательная леди Джоанна, оценив степень погрома, вошла в мастерскую подобно королеве. На хозяйке, успевшей отдохнуть за ночь и сменить дюжину платьев, была изумрудная накидка, расшитая цветами и мелкими драгоценными камнями юбка. Довольно странный наряд, и Сальватор невольно сравнил баронессу с готической девой из мавританского собора в Кадисе… Проследил, как очнулся кузнец. Взял мехи и отошел к огню. Похоже, голову Гефеста-Янхеля никто не мог проломить.
– Я хотела убить вас, хотела пытать, сделать рабом, как и всех. Но я слышала, что говорили слуги. Они уверяли меня, что вы непричастны к покушению. Они видели, как вы обращаетесь с другими. Это правда? Правда, что вы врач?
Сальватор не сразу услышал, что леди Джоанна говорила ему. Он оценивал шансы «красиво уйти» из владений баронессы. Она казалась равнодушной и неприступной, но ее голос дрожал, заикался, и это многое прояснило для капитана.
– Сущая правда, леди Джоанна. Homines amplius oculis, quam auribus credunt[iii]
И капитан, низко поклонившись, лучезарно ей улыбнулся.
– Мой лекарь задержался в пути, а я должна, должна быть уверена, что все в порядке, понимаете меня?
– Я понял вас и помогу в обмен на услугу.
– Вы еще торгуетесь?!
– Нет, что вы, несравненная леди Джоанна! Никак не смею. Кто вы, а кто я?! Я всего лишь врач и даже не торговец. Когда я сделаю свое дело и найду причину, вы отпустите меня в Мо-бей. А эти двое…