Сальватор ничего не ответил. Он устал, не спал много дней и ночей, ощущал себя линькой, которую пытаются связать в кровавый узел, а впереди неизвестность и новые авантюры. Но он не блинд-стеньга, не украшение фрегата, как думают некоторые. Как думает Лоренс. Так зачем ему говорить, что Томас лжет?! Или все же не лжет? Томас серьезно болен. Зачем ему говорить неправду? Если сказать, что Томас – это и есть человек, выдавший себя за Монбара, что-то изменится? Это только сильнее разозлит Лоренса, да и его, капитана, окончательно выбьет из равновесия. Разве от того, что Лоренс узнает правду, он станет менее заносчивым, а Малыш Стив поумнеет? А мароны? Пусть невольники думают, что само провидение благоприятствует им. Рабы мечтали обрести свободу, они ее получат, но в какой форме будет эта свобода, зависит от них самих. Как избавиться от клейма баронессы? Вот Лоренс все плечо изрезал, но только сделал хуже. И все же вытравить шрамы на теле можно, но как стереть, уничтожить клеймо, если ты в душе раб?! И мысли твои – мысли не свободного человека, а плебея. Плечо квартирмейстера жгла печать, создав причудливый узор из ярко-розовых выпуклых линий, местами от бесконечных расчесов покрывшийся струпьями. Слабоволие, смирение, покорность – вот что больше всего раздражало и приводило в бешенство не только Лоренса. И вот, по иронии судьбы или по промыслу Всевышнего, квартирмейстер сам оказался с клеймом на теле. Избивая раба, он будто пытался из души вытрясти свое плебейство.
Лоренс пытался содрать с кожи и с кожей рабское клеймо. Несмотря на возражения канонира, сочувственно взиравшего на него, Лоренс раскаленным на костре ножом снимал вместе с ороговевшими клетками кожи полосы эпидермиса и заливался кровью. Капитан невольно поморщился и отвернулся. Предстоит ему еще возни с этими двумя. Один - с клеймом, а другой сорвал обмотки и едва стоял на ногах: его стопы распухли, напоминая сочный бекон.
Канонир тяжело вздыхал. Понять его можно: обидно, когда ради женщины ты чуть жизнь не отдал и все бесполезно: ни выручки, ни удовольствия. Одно удовольствие теперь - долго болячками любоваться да желудок лечить от распиравшей совести...
Потом капитан стал вслушиваться в то, что мароны говорили. Похоже, они родом не из Эфиопии, как он думал прежде. Их диалект выдавал скорее эритрейское или амхарское происхождение. Возможно, рабы из Хартрума. Что они говорят? Мароны живо беседовали, расположившись чуть поодаль костра. Они вспоминали, как бежали с плантации, как их истязали надсмотрщики по поручению баронессы и какие выполняли работы на каторге. Они говорили, что на земле с теми, кто мнит себя богами, никогда не будет свободы. Чтобы восторжествовала справедливость, нужно уничтожить рабство, то есть сначала уничтожить рабовладельцев. Ни один белый человек не достоин жить. Это вызвало спор среди маронов. В конце концов Томас решил, что нужно покинуть страну, где рабство возведено в норму жизни. Им нужен корабль. Сальватор ведет их к морю. По воле богов Сальватор – их спаситель. И если он согласится отвести их в Африку, то останется жив. Нужно только расправиться с носорогом (такое прозвище мароны дали канониру). А с Лоренсом мароны уже знали, как поступить… А что говорят еще? Говорят, что их больше. Конечно, при желании они легко расправятся с тремя пиратами, используя численный перевес и улучив подходящий момент. Что стоит обокрасть его и Лоренса и убить одного или двух во время ночного сна?! Иначе почему они до сих пор молчат? И как этого не понимает Лоренс? Квартирмейстер будто нарочно испытывает судьбу, провоцируя их, избивая у них на глазах соплеменника. То, что мароны внешне никак не реагировали на истязание раба, убедило капитана в том, что они ждут сумерек, чтобы напасть. В таком случае можно только позавидовать их выдержке… Потом мароны замолчали. Видимо, они наконец сообразили, что кто-то может все-таки понимать их язык.
Есть древняя поговорка: шакал никогда не насытится курами. Шакалы всегда неожиданно нападают на льва, когда он ранен или спит, поэтому, в отличие от канонира, завалившегося спать под бок дремавшего Лоренса, Сальватор стал заниматься делами: чистил оружие, проверял лошадей, считал припасы, вспоминал стихи Овидия и – размышлял.
Было разумно вернуться в Мо-бэй и запутать следы, чтобы мароны отстали от них. С другой стороны, нельзя допустить, чтобы невольников вернули баронессе, а еще хуже – отправили на рудники, где они погибнут за считанные дни. А что если попытаться убедить маронов, что их план неосуществим или что у них общие цели? Да, это наивно. Томас не так прост, как кажется. В овечьей шкуре всегда волк ходит. И как они вели себя с баронессой не есть ли доказательство их волчьей натуры? Если идти в лес, а не к морю, то кто окажется в ловушке? А если где-то в лесу сбежавшие рабы устроили свою Libertas[i]? И оттуда совершают набеги на дома белых людей, поджигают плантации, уводят скот. Знает ли об этом Монбар? Если знает, тогда у него цель – развязать народно-освободительную войну. Но возможно ли, чтобы Монбар заключил союз с маронами? Вряд ли тогда индейцы останутся с ним. Мароны и индейцы – как два южных полюса магнита: никогда не будет притяжения. Но в любом правиле найдется исключение. Сила притяжения в магните с двумя южными полюсами будет равна силе Монбара. И если Монбар помог маронам, то вряд ли бы он стал поджигать и грабить поселение сефардов. Это сделал Томас. И Томас убедил людей, что действует по поручению Монбара. Может, он даже выдал себя за Монбара. Вот о чем говорил Хаим.